этот окольный путь в город был длиннее, отец с сыном по нему часто ходили. Обоим нравилось немного уединиться и поговорить о чем-нибудь интересном, касавшемся только их.
Семен глянул на часы и покачал головой.
— Понимаешь, маме надо бы помочь по хозяйству. А то скоро гости начнут собираться, чтобы попрощаться с нами. И дядя Захар придет.
— Ну па-ап, — Кирюшка обиженно надул губы. — Ты же обещал.
— Что с тобой делать, — сдался Семен. — Раз уж обещал, отступать некуда.
Они взобрались на высокую кручу, тянувшуюся вдоль берега, и пошли по тропинке. Слева от них лежало море. Водная ширь — сплошной бледно-серый глянец, и только у берега его шершавило небольшой вытянутой полоской.
— А знаешь, сынок, отчего во-он там, — Семен показал рукой, — вода немного рябит?
— Это же мель, — укоризненно произнес Кирюшка, видимо подумав: «Большой, а не знаешь…»
— Не совсем так, — отвечал отец. — Это остатки дамбы, насыпанной из камней. Когда-то царь Петр Первый решил на этом месте построить для своего парусного флота огромную гавань. И дамба должна была во время шторма загораживать корабли от волн. Только насыпать ее было нелегко. Умер царь, а дамбу так и не достроили до конца. Страной начала править царица Екатерина. В то время вольный казак Емельян Пугачев поднял народное восстание против царицы и ее слуг. Храбро дрались крестьяне под руководством своего вождя, только не смогли победить. Одолели их царские войска. Емельяна Пугачева казнили, а многих его верных помощников сослали на каторгу. Долгие годы работали пугачевцы в этих местах на строительстве дамбы. Долбили кирками в карьере известняк, наваливали камни на тачки и везли их к воде. Так понемногу и возводили дамбу. И вот однажды, когда насыпь из камней уже высилась над водой, разыгрался сильный шторм. Это произошло ночью. Огромные волны обрушились на дамбу, разбрасывая камни, как песчинки. И тогда пугачевцы, которые цепями были прикованы к тяжелым тачкам, бросились спасать дело своих рук. Они пытались, как могли, укрепить эту каменную насыпь. Но из этого ничего не вышло. К утру волны уничтожили дамбу. Много людей в ту страшную ночь погибло, ушло на дно.
— Они были героями? — спросил сын.
— Конечно, — отвечал отец. — Хоть и подневольный каторжный труд был, но пугачевцы делали для российского флота очень нужное дело. И не их вина, что море оказалось сильнее. Русские люди всегда умеют погибать героями…
— А мы тоже с тобой Пугачевы, — заметил Кирюшка и, сосредоточенно наморщив лобик, вдруг решительно заявил: — А знаешь, этот Емельян Пугачев, наверно, был дедом твоего деда. Значит, он и мой дед.
— Ну что ж, очень даже может быть, — согласился отец. — Вот видишь, нашему казацкому роду нет переводу.
Тропинка привела их к заброшенному известняковому карьеру. Отец с сыном остановились над обрывом. Дно глубокой впадины заросло кустарником, заболотилось. Тленом и сыростью несло оттуда. По краям карьера, над самой пропастью, цепко держались кусты вереска. Семен обломал веточку, растер мягкую хвою между пальцев и с наслаждением вдохнул пряный вересковый аромат.
Вспомнилось, как однажды он прочитал Кирюшке шотландскую балладу о вересковом меде. Сын задумался, а потом спросил, мог ли отец поступить с ним так, как старик медовар поступил со своим сыном: коварно предать мальчика врагам, только бы сберечь тайну верескового меда. Семен от столь необычного вопроса даже растерялся. Он говорил сыну об исключительных обстоятельствах, о самопожертвовании ради долга… А сын все спрашивал с детским упрямством: мог бы лично он, как отец, так поступить с ним… Позже Семен понял, что невозможно объяснить ребенку поступки взрослых, которые по природе своей нелогичны, не вяжутся с детским представлением о добре и справедливости. Ответ на это давало само время, которое не следовало торопить…
Сегодня Кирюшка понял его, и Семен этому от души был рад. Поглядев на сына, он подумал: «Сколько каши еще придется тебе съесть, прежде чем уразумеешь необходимость жертвовать собой, чтобы не было переводу пугачевскому нашему роду…» И еще он подумал, что пришла пора обстоятельно рассказать сыну о том, как в бою под Будапештом погиб его дед, бывший колхозный тракторист Илья Пугачев. У них должен был состояться настоящий мужской разговор, к которому Семен уже готовился.
Поднимаясь по лестнице в свою квартиру, Пугачев невольно улыбнулся мысли, неожиданно пришедшей в голову: «А что, если об этой тайне верескового меда напомнить Кирюшке через много лет, когда он женится и сам станет отцом?..»
В квартире уже все было готово к прощальному ужину. Стол тесно заставлен приборами, закусками, бутылками. Ирина резала на кухне хлеб.
— А где же гости, почему никого не вижу? — весело сказал Семен, блаженно втягивая носом аппетитный аромат и потирая руки.
— Пора бы знать, что приходить в гости слишком рано — признак дурного тона, — раздраженно сказала Ирина. — А ты мог бы сегодня и пораньше прийти.
— Извини, мать, — признал Семен свою вину. — Поступаю в твое полное распоряжение. Приказывай.
— Благодарю. Помощи уже не требуется.
Глянув на Кирюшку, Семен выпятил нижнюю губу и вскинул брови: «А ведь верно, виноваты мы с тобой — загулялись…»
— Не обижайся, мать, — начал оправдываться Семен. — Влепи мне один наряд вне очереди и используй для работы на камбузе. Ну? Я готов.
Семен заставил жену улыбнуться.
— Да ладно, не подлизывайся, — смилостивилась она. — Сколько будет человек?
— Думаю, — Семен наморщил лоб, пересчитывая в уме приглашенных, — не меньше десяти. — Решив, что он уже окончательно прощен, заговорил успокоенно и деловито: — Все дела на корабле сдал. Билеты на скорый до места назначения — в кармане. Словом, осталось только упаковать кое-какие вещи.
Зазвонил телефон. Сняв трубку, Пугачев услышал громкий, решительный голос комдива:
— Буторин говорит. Вы мне нужны.
— Слушаю вас, товарищ капитан первого ранга.
— Тут вот какое дело, Семен Ильич. Рыбакам в сети попалась мина. Для ее ликвидации высылаю в море ледорубовский тральщик. А у вас по этой части большой опыт. Не могли бы вы на месте советом помочь? Я уже не вправе приказывать вам — просто прошу, если найдете такую
