возможность. Все дело займет не более суток.
Прикинув, что к месту своей новой службы он успеет прибыть вовремя, Пугачев сказал:
— Я готов.
— Спасибо, Семен Ильич. Иного ответа и не ждал. Машину за вами высылаю…
С виноватым выражением лица Семен подошел к жене и нежно обнял ее за плечи.
— Извини меня. Дело вот тут одно… — Он подыскивал слова, чтобы объяснить ей ситуацию. — Придется с Ледорубовым в море сходить — всего на сутки, не больше. Так себе, один пустяк… А Захару помочь надо. Ты уж прими тут гостей без меня. Командуй парадом. А завтра утречком начинай укладывать вещи.
Ирина рассерженно высвободила плечи:
— Ты же сам сказал, что сдал все дела. Билеты на руках.
— Понимаешь, надо. Нужна моя помощь.
— Иди, иди. Можешь вообще не возвращаться… — На глаза ее навернулись слезы. — Все у нас не как у людей…
Призывно засигналила подъехавшая машина. Семен потоптался у порога, не зная, что сказать в свое оправдание. Так и не придумав, махнул рукой и вышел за дверь.
Как только Семен взбежал на борт, раздалась команда «Отдать швартовы». Тральщик малым ходом начал отваливать от пирса.
Держась за поручни, Пугачев по отвесному трапу взобрался на мостик. Впервые шел он на своем корабле не полноправным хозяином, а всего лишь сторонним наблюдателем, советы которого могли бы пригодиться. Где-то в душе шевельнулось даже чувство зависти к Ледорубову, который уверенно отдавал команды. Ему теперь повиновался экипаж.
Настроение у Семена было скверным. Ссора с женой никак не выходила из головы. Он пытался отвлечься, ни о чем не думать, кроме как о предстоящем деле. Но какой-то въедливый червь сомнения копошился в нем: разве так любящая жена провожает своего мужа в путь-дорогу?..
Тральщик покачивало. Небо наваливалось на него тяжелыми, как бы провисшими на цепях, тучами. Горизонт размыло бледно-серой дымкой. Море казалось одеревеневшим и грубым. Оно продолжало мелко рябить и шершавиться, будто неведомый столяр кое-как обработал его поверхность зазубренной стамеской. Это ощущение безликой деревянности было и на душе Семена.
— А ты, оказывается, поэт, — вывел друга из задумчивости Захар, имея в виду его прощальную речь. — Экспромт у тебя получился с блеском.
— Сам удивляюсь, — признался Семен. — Как-то так выплеснулось…
— Неткачев жалеет, что на магнитофон тебя не записал.
— Думал я тут… Захар, не отпустишь ли его со мной? Он бы мне во как пригодился! — Ребром ладони Пугачев провел по горлу. — Корабль у меня еще со стапелей не сошел, экипаж только сколачивается… Насчет его перевода я бы договорился.
— Не убеждай, не отдам! Ни его, ни Завалихина, ни Глушко.
— Жмот.
— А ты выжига.
И оба слегка поклонились друг другу, как бы засвидетельствовав этим свое почтение.
— Вчера Неткачев любопытный случай рассказал, — продолжал Захар. — Жена Буторина приходила в политотдел жаловаться на своего мужа.
— Да ну?! — удивился Семен. — Это же анекдот.
— Все так и подумали. А суть в том, что отложила она деньги на гарнитур. А Буторин, не сказав ей ни слова, взял эти деньги да отправил кому-то по почте. У супруги, естественно, возникли самые черные подозрения: закатила ему скандал. Буторин тоже встал в позу, объясняться с женой не захотел, — мол, не твое дело, я хозяин… Поневоле в этот конфликт вмешался политотдел. И что бы ты думал? У матери одного нашего матроса в деревне дом сгорел. Вот и решил комбриг оказать ей помощь наличными, и незамедлительно, как по боевой тревоге. Начпо еле помирил его с женой.
— Это уж он перебрал. В таких случаях и колхоз помог бы, да и у командования фонды есть.
— Конечно есть. Ему это и пробовали объяснить. А он говорит: «Улита едет, когда-то будет. Если дом горит, сосед соседу приходит на помощь, не дожидаясь, пока приедут пожарники…»
— Пожалуй, по-своему он прав, — согласился Семен. — У нас в деревне всегда точно так и поступают.
Видимость ухудшилась. Надвигался туман. Рваными клочьями он тянулся по воде, все более сгущаясь и обволакивая тральщик. Врезаясь форштевнем в воду, корабль шел полным ходом. Но всем отчего-то казалось, что он движется в каком-то замкнутом объеме и никак не может вырваться за его пределы.
Радиометрист доложил, что цель обнаружена.
Прильнув лбом к резиновому тубусу, Семен увидел на экране дублирующего индикатора метку. Она вспыхивала крохотным зеленым огоньком всякий раз, как только ее гладил беспрестанно двигавшийся луч развертки. Эта мерцающая точка была тем самым рыболовным сейнером, который они разыскивали. Ледорубов по рации связался с капитаном судна. Вернувшись из радиорубки на мостик, рассказал Пугачеву о случившемся. Рыбаки в этом районе моря с утра занимались ловлей салаки. По словам капитана, никогда им еще так не везло. Когда подняли сеть после очередного замета, электромотор лебедки неожиданно взвыл от сильной перегрузки. Подумали, что попался особенно крупный улов. Но когда поднятая сеть зависла над палубой, рыбаки в страхе попятились от нее: вместе с выловленной рыбой там оказалась контактная мина. Капитан приказал стать на якорь и дал по рации сигнал бедствия SOS.
— Близко подходить к сейнеру опасно, — рассуждал Семен, — можем и наскочить на него. В тумане всякое случается…
— Безусловно, — согласился Ледорубов. — Выход один: придется мне с минерами на шлюпке пойти.
— Нет, Захар, пойду я. Ты командир и не имеешь права оставлять мостик.
— Но и ты командир.
— Не спорь и не упрямься, — настаивал Пугачев. — Для меня это дело привычное. Значит, пойду я.
— Что ж, валяй. — Захар чувствовал, что упорства друга ему не сломить. — Только очень прошу тебя, будь осторожен.
— Уж как-нибудь… — буркнул Семен, спускаясь по трапу на ют.
Боцман Глушко лично проверял снаряжение шлюпки. Потряс над ухом анкерок с водой, крутнул для верности винт гребного движка.
— Семен Потапович, — не утерпел Пугачев, — ведь я наперед убежден, что у тебя
