его не отпускала Ирина, то ли ему задавали много уроков. Захар скучал без Кирюшки. Часто поглядывал на прибрежный валун, надеясь опять увидеть на нем знакомую маленькую фигурку.
Как-то вечером Кирюшка вновь появился у проходной. С ним был худенький мальчик, видимо, новый школьный приятель.
Ледорубов не замедлил распорядиться, чтобы ребят пропустили на корабль.
— А это Димка Голанд, — назвал Кирюшка своего друга, — мы за одной партой сидим.
— Очень приятно, — говорил Захар, пожимая ребятам руки. Потом спросил у Кирюшкиного товарища: — Твой папа, случайно, не доктор?
— Хирург и невропатолог, — не без гордости за отца произнес мальчик.
— Тогда я с ним хорошо знаком. Передай, пожалуйста, ему от меня привет.
Как раз подошло время ужина, и Ледорубов распорядился, чтобы ребят накормили в кают-компании.
Не успели они все вместе сесть за стол, как в дверях появился взволнованный майор Голанд.
— Дмитрий, что это значит? — ни с кем не поздоровавшись, напустился он на сына.
Мальчик виновато опустил голову.
— Не ругай его, Борис Давыдович, — вступился Захар. — Это я, признаться, виноват, что пригласил их сюда.
Как бы опомнившись, Голанд протянул Ледорубову сухую крепкую руку и полупоклоном поздоровался с находившимися в кают-компании офицерами.
— Нет, я тебя спрашиваю, Дмитрий, и тебя, Кирилл: когда прекратятся ваши бесконечные хождения за пределы двора? — Повернувшись к Захару, стал жаловаться ему: — Сил моих нет. Как днем вернулись из школы — только их и видели. Жена в слезах. Я полгорода обегал. Ирина Петровна в отчаянии, наверное, всю городскую милицию на ноги подняла. А им хоть бы что! Разгуливают себе, где хотят, негодники этакие.
— Осознали? — спросил Захар ребят с напускной строгостью и подмигивая им при этом.
— Осознали, — в один голос ответили оба, покачивая под столом ногами.
— Тогда побыстрее доедайте суп, а то он остынет.
Ледорубов пригласил Голанда к столу. Доктор немного помедлил, как бы соображая, есть ли у него на это время, потом махнул рукой и уселся в кресло. Вестовой подал ему прибор. Засунув кончик салфетки за расстегнутый ворот кителя, Голанд принялся торжественно-медленными движениями руки наполнять тарелку супом, осторожно поддевая ароматное варево половничком в фарфоровой супнице.
— Драть вас надо розгами, как в старину это делали, — уже успокоившись, проворчал он скорее для порядка, чем всерьез, — голыми коленками на горох ставить.
— Розгами?! Таких орлов? — вступился за ребят Саша Зубцов. — Да вы что, доктор! Перед вами будущие Колумб и Магеллан. Мир еще услышит о них, а мы, грешные, когда-нибудь в старости будем похваляться, что вместе с ними ели за одним столом. — И, наклонившись в сторону мальчишек, шепнул: — Верно я говорю?..
Будущие «великие мореплаватели» скромно промолчали, допивая флотский компот.
Завалихин тоже ободряюще кивнул ребятам.
Потягивая горячий суп сложенными трубочкой губами, доктор многозначительно покачивал головой.
— А у вас преотличный кок, скажу я вам.
— А у нас, товарищ майор, весь экипаж отличный, — похвастался Завалихин.
— Кока я у вас выкраду, — пообещал доктор. — Такие кудесники в госпитале гораздо нужнее.
— Только попробуйте, — предупредил механик. — Будем отбиваться до последнего человека, на дно пойдем, а Балодиса вам не отдадим. Это же настоящий гений камбуза!
Поужинав, офицеры один за другим стали покидать кают-компанию. Поблагодарив за угощение, выбрались из-за стола и Дима с Кирюшкой. Вестовой пошел их проводить.
— Представляете, Захар Никитич, — продолжал доктор, когда они остались вдвоем. — За сегодняшний день — три операции. Да какие! Спины не разогнуть. Пообедать и то сегодня некогда было. Домой пришел — там из-за этого шалопая целая паника. Вот так, на пустой желудок, и мотался весь день по городу. Спасибо, хоть вы не дали с голоду умереть.
— Что ж это вы — доктор, а желудок не бережете. Другим, наверно, советуете режим питания соблюдать.
— Какой там режим! Что вы-ы… — Голанд замахал руками. — Только и остается, что другим советы давать. — И деликатно осведомился: — Я не задерживаю вас?
— Нет-нет, — заверил его Ледорубов, — торопиться мне абсолютно некуда.
Голанд внимательно поглядел на Захара маленькими ледяными глазками. Хотел что-то спросить, но сдержался.
— Могу предложить вам хороший крепкий кофе, — сказал Захар. — Не согласитесь ли пройти в мою каюту? Там будет удобнее.
— С удовольствием, — согласился доктор, поднимаясь. — Скупой уют флотской жизни всегда наводил меня на самые благодатные мысли. — Остановившись у самой двери, шутливо спросил: — А на вас?..
— Это мой дом, Борис Давыдович. Здесь и стены думать помогают.
— Чувствую, хотите меня о чем-то спросить. — Доктор таинственно щелкнул пальцами, переступая комингс.
В каюте он деловито огляделся, выбирая, куда бы сесть, и опустился на кожаный диван, пристыкованный к письменному столу.
Захар включил настольную лампу под зеленым абажуром и расположился в кресле.
Вошел вестовой и поставил перед офицерами небольшую закопченную посудину, в которой благоухал сваренный по-турецки кофе. Он аккуратно разложил на белоснежной салфетке черпачок, ложечки. Спросив разрешения, вышел.
Ледорубов принялся разливать кофе по чашечкам.
— Недавно вернулся из Ленинграда, — начал он и кивком пригласил угощаться. — И знаете, зачем туда вызывали?.. — Сделав интригующую паузу, Захар принялся подробно рассказывать о своей встрече с новым главным конструктором Жарковым.
Голанд не просто его слушал, а как бы сопереживал, поминутно перебивая вопросами и высказывая собственные суждения.
Когда Захар изложил суть предложения Жаркова, доктор крайне удивился его отказу.
— Да вы, Захар Никитич, форменный дезертир! Отказаться от такой перспективы…
Ледорубов снисходительно улыбнулся и возразил:
— Хорош бы я стал, если б взял да и бросил свой корабль именно сейчас… Это и было бы с моей стороны самым настоящим дезертирством. Больше всего я нужен именно здесь и именно сейчас…
— Э, замену здесь вам всегда бы нашли. А вот там… Сомневаюсь.
— Я не поклонник теории незаменимости. Снова быть «при науке» не
