его не видывала?
— С другой не видывала.
— Может, ты на свою жалость намекнула?
— Не намекала, тетя Ксеня. А что какой-то он бесприютный, угрюмый, это видела.
— Это и я видела, — сочувственно протянула Ксения Фроловна. — Я и саму не хвалю. Живут, как два мужика. Гонятся, кто дальше в науке уйдет. Что нам, народу больше не надо? Химию надо, а народу не надо? Он потому народом и зовется, что его народить надо. Ну, это я высоко залетела. Сказать-то одно хочу: душа ищет душевности. Вот и Сергей Леонтьевич где-то ищет. А сама догадками душу рвет, не знает, кого и повинить. Разводом грозится.
Фая молча придвинула кровать к стене, поправила кружевное покрывало на подушке. Помолчала и Ксения Фроловна, оглядела комнату. Стол появился, два стула, диван, книжный шкаф. Обыденно, спокойным тоном спросила, с доставкой, что ли, все куплено.
— С доставкой. За один раз привезли.
— Соседу-то нашему… горницу свою не показывала?
Фая вспыхнула, покраснела и вдруг обняла Ксению Фроловну и опустилась перед ней на колени.
— Тетя Ксеня, не буду тебе лгать, не могу. Был он, расставлять помогал. Я тебе все, все скажу. Любит он меня. И что разводятся, знаю.
Ксения Фроловна ошеломленно откинулась и отняла руки Фаины:
— Да ты что? Надо мной или над собой шутишь?
— Не шучу, тетя Ксеня. Давно у них врозь. И меня любит давно. Несчастный он с ней. Не думай, что я его… Если б ты слышала, как я отговаривала его, просила Полину Семеновну пожалеть. У них уж до того, что все равно ушел бы.
— Ври больше: ушел бы. Ну, огорошила! Вон ты змея какая. Отбить у живой жены… Пуд соли с тобой во щах извели, а узнала тебя только сейчас. Семью разбила, вон ты какая лиходейка.
— Напрасно ты, тетя Ксеня, — обиженно возразила Фая и встала с колен. — Я тебе от души, как матери, а ты… Отбила, разбила. Сама говоришь, нечего было разбивать. Не вползала я к ним змеей. И уж коли начистоту, люблю я его. Люблю и уважаю.
— Уважает! — негодующе хмыкнула Ксения Фроловна. — Еще бы не уважать! Степенный, непьющий. Да ведь не твой. И неровнюшка он тебе, вот я про что. Разглядишь, тут (пятерней провела по своему лицу) морщины как борозды, там (показала на темя) гуменце, хоть шаром покати…
— Разглядела. Мне, тетя Ксеня, самой третий десяток.
— Третий — не пятый. Ну ладно. Жнть-то… Неужто в этой скворечне?
— Почему в этой? Уладится. К Полине Семеновне мать переезжает, дом у нее на снос. Эту, — Фая с сожалением окинула взглядом комнату — привыкла уж к ней! — горсовет возьмет. Сергею Леонтьевичу другую, сказали, в этом же районе. Так что… — Она опять обняла Ксению Фроловну, — не сердись, будешь всегда нашей дорогой гостьей.
— Ладно уж. Лисонька. — Ксения Фроловна улыбнулась нехотя и растерянно.
8
Разошлись супруги Тужилины тихо и для всех знакомых неожиданно. Полина Семеновна о моральном разложении тов. Тужилина С. Л. никуда не сигнализировала. С достоинством держалась она и во время судебного разбирательства, не чернила ни мужа, ни разлучницу. Узнав об этом от бойкой старушки со второго этажа, не пропускавшей ни одного суда с разводом, Ксения Фроловна похвалила соседку. Коли дерево срублено, обратно не поставишь, а и поставишь, так зеленеть не заставишь.
Зоя Демидовна, переехавшая к дочери, сначала и глядеть на Ксению Фроловну не хотела, уверенная, что это она сосводничала зятя со своей квартиранткой. Потом примирилась, что делать, если уж не поправишь, да и Полина Семеновна уверила ее, что тетя Ксеня тут ни при чем.
Согнули Зою Демидовну годы и привычка: сколько дел в огороде и по дому делаешь наклонясь! — гряды копаешь, сорняки полешь, палочки-щепочки во дворе собираешь, полы моешь, мало ли еще что. Так и вошло в привычку ходить и стоять согнувшись. Разговаривает с кем-нибудь, сама видит собеседника только до колен. Правда, захочет посмотреть, сколько времени, встанет перед стенными часами и стоит, прикрыв глаза ладонью как козырьком и вглядываясь в циферблат. Полина Семеновна скажет ей, так, мол, и ходи, не надо горбиться, Зоя Демидовна согласится: можно и не горбиться. Подержится с полчаса навытяжку и опять согнется.
— Привычнее, доченька, так-то. Сколько я этими рученьками земельки перебрала! А что травы дурной выполола— воза! Да и земля уж к себе тянет, подь, мол, ко мне, хватит, набегалась.
К соседке Ксении Фроловне понемногу обмякла, сама стала заговаривать. Выпрямится иной раз и окажется куда выше Ксении Фроловны. К себе зазовет, выспрашивает, раньше супротивности между Полиной и Сергеем не замечала ли.
— Строгая она у меня характером, не пожалуется. Спросишь, бывало, как, Полюшка, живете? Только и ответу: «Живем». А сейчас за голову хватается: «Я так и знала!» Бываешь у этой?
— У Фаины? Заглядывала как-то. Еще одно новоселье. Гляжу, опять этот, вислоносый… Из вашей родни.
— Дюбин?
— Ну да. Около нее крутится.
— До чего ему надо, докрутится. Помяни мое слово, отольются Сергею Полинины слезы. Сама-то… барыней небось ходит? Довольна?
— Кто ее знает. Время покажет.
Фая была довольна. Вместе с мужем хлопотали с расстановкой мебели и книжных стеллажей, с развеской штор в новой просторной квартире. Уже отсюда она коротенько написала отцу о повороте в своей судьбе.
Писать письма Фая была не охотница. Петр Андреевич не удивлялся, когда молчала она и месяц, и два, и три. Значит, все идет своим чередом. Долгонько молчала и на этот раз. И вдруг восторженное письмо: папка, я замужем, поздравь. Муж — серьезный, степенный (кандидат пока), заботливый, любящий… «Ты видел его. Помнишь, прошлым летом я провожала тебя и на улице поздоровалась с одним и сказала: «Сергей Леонтьевич, вам бандероль принесли, она у Ксении Фроловны». Потом ты спросил, кто этот рябой и пожилой товарищ? Я ответила, что сосед, только, мол, какой же он рябой! Так, оспинки. И не пожилой вовсе, а среднего возраста. К слову просветила тебя, ты, кажется, не знал, что ученые столковались тех считать пожилыми, которым от шестидесяти до семидесяти пяти. Вспомнил? Так вот и докладываю: Сергей Леонтьевич мой муж и в пожилые он попадет очень еще не скоро».
Петр Андреевич внимания тогда на эту встречу не обратил. Сосед, и ладно. И вдруг — муж Фаины. Смутила его разница в годах, старенек все-таки, хоть и не пожилой. Но — каких комбинаций в жизни не бывает! Ответил, что поздравляет, благословляет, добавил с пяток самых неотложных «цу». Однако смутное беспокойство не проходило. Черкнул Ксении Фроловне, мол, что за человек твой сосед, надежный ли, и что она думает о замужестве Фаины, не
