Лопе де Вега - Том 2

Тише! Серафина!

Кто?

Захотелось мне увидеть
Новую твою рабыню.

Видишь ли, рабыня, это…
Это донья Серафина.
Брат сеньоры, Леонардо,
И отец мой — в давней дружбе.

Как сеньора хороша!

Как невольница красива!

Вам, сеньор, не до рабыни,
Коль возлюбленная ваша
Так мила и грациозна.

Как зовут тебя, дружок?

Барбара, моя сеньора.

Барбара! Я дон Хуану
Не возлюбленная.

Вот как?
Значит, вы его невеста?

Да, ты угадала: скоро
Мы поженимся.

Тогда
Мне, сеньора, остается
Вас поздравить…

и себя —
С гибелью надежд безумных.

Кто рубашки эти сшил?

Кто? Домашние служанки.

Мы, бог даст, сошьем получше.

Не пора тебе? Ступай-ка,
Дома хватятся.

О да!
Здесь я лишняя, конечно.

Вас, сеньора, ожидает
Гостья.

Гостья? Кто такая?

Та, что вам милей, сеньора,
Всех других подруг — Лисарда.

Дон Хуан! Прошу прощенья,
Я сейчас вернусь.

Постой!
Барбара, куда ты? Педро
До дому тебя проводит.

Не удерживай меня,
Или я не удержу
Вопль измученного сердца!

Педро! Удержи ее.

Несравненная Элена!
Вы напрасно рассердились.
Мы сейчас вам объясним,
Отчего такую чушь
Здесь болтала Серафина.

Я напрасно рассердилась?
Негодяй! Ты надо мной
Издеваешься?

Сеньора!
Тише! Вы меня убьете!

Если ты оскорблена
Заблуждением, в котором
Пребывает эта дама
И которое чернит
Свет любви взаимной нашей,
То обрушь свое возмездье
Не на Педро, — на меня.
Горе! Я тебя прогневал!

Что вы! Разве я осмелюсь
Гневаться на вашу милость?
Да любой испанский гранд
Честью бы почел жениться
На изысканной сеньоре,
Для которой вы решились
Отказаться от сутаны.
«Кто рубашки эти сшил?
Мы, бог даст, сошьем получше».
Дай-то бог ей, богомолке!
Горе мне! Из-за кого
Продала себя я в рабство!

Как смогу тебя утешить,
Если выслушать не хочешь?

О предательство! И вот,
Рабское клеймо кричит
Миру о моем бесчестье!

Вашим гневом до того
Бедный человек запуган,
Что язык прильпе к гортани.

Разве я звалась рабыней?
Доньей я звалась Эленой.
Как троянская Елена,
Разожгла пожар я грозный
И сама в огне погибну.
И севильского Париса
Я нашла в тебе, изменник,
Честь укравший у меня.
Я, трианская Элена,
Продала себя в неволю,
Чтоб купить за это счастье
Некоему дон Хуану.
Если господин жесток,
Должен раб спасаться бегством.
Не посетуй, дон Фернандо,
Я в Триану возвращусь,
А оттуда — к дяде, в Херес:
Лучше уж рабой быть там.

Ну?

М-да!

Боже!

Обойдется!

Догони ее!

И то!

Рухнули мои надежды.

Так в отчий дом он снова принят?
Размолвке, стало быть, конец?

Не мудрено понять: отец
Родного сына не отринет.
Старик о сыне так вздыхал,
Что этих вздохов дуновенье
Задуло пламень озлобленья,
И в доме снова мир настал.
Везет, однако, дон Хуану:
Опять, обласканный отцом,
В родительский вступил он дом,
Хотя и скинул с плеч сутану.
Но что ж его нигде не видно?
Здесь тайна.

Думаете, он
В рабыню, как и вы, влюблен?
Нет, просто дон Хуану стыдно,
Что слишком он теперь заметен.
Он не в восторге от того,
Что злоключения его
Являются предметом сплетен.

Когда бы он любил, как я,—
Он относился бы с презреньем
К людским догадкам и сужденьям.

Я вам, конечно, не судья,
Но не могу не изумляться:
К невольнице — такая страсть!
Как вы могли столь низко пасть?

Никто не может с ней равняться!
Принцесса с головы до пят.

Но вызов своему сословью
Вы бросили такой любовью.

Любовь не ведает преград!

Что сталось с Барбарой? Она
Была веселой, словно пташка,
И вот теперь вздыхает тяжко,
Бледна, безмолвна и грустна.

Видать, ревнует. В самом деле,
Чуть дон Хуан вернулся в дом,
Заботитесь вы лишь о нем,
А к ней порядком охладели.

Она ревнует? Экий вздор!
Да разве можно ставить рядом
Рабу с родным, любимым чадом?

А кто же виноват, сеньор?
Рабыню вы ввели сначала
Как дочь свою родную в дом,
Но поостыли к ней потом,
И это ей обидно стало.
А может быть, для перемены
Еще причина есть: один
Щеголеватый дворянин
Тут вечно подпирает стены…