Или она может вернуться к Дилтаду и поселиться у него в эйноте, жить там, в глуши, слушая долгими зимними вечерами, как ветер завывает над полями и в развалинах древней башни, пока он зимует в городе, как его обязывает положение и род занятий. А потом приедет его сын и скажет, что теперь глава рода – он, и подаренный Дилтадом ей, Лиле, домик в деревне на самом деле принадлежит ему. И она в свои шестьдесят окажется на улице. Если доживёт... Там в деревне даже гватре паршивого нет!
А ещё она может выйти замуж за какого-нибудь неразборчивого торговца средних лет, который сквозь пальцы посмотрит на её прошлое. Он посадит её в лавке, и она будет стирать, убирать, мыть и снова стирать, и слушать, как за стеной орут соседи, и не поднимать глаз слишком дерзко, потому что за такое мужья тут бьют жён. Если не умрёт в первых же родах, конечно.
Два зимних яблока на столе под окном, пыльная занавеска и тарахтящий "уазик" дядь Володи. Чавкающая жидкая грязь, облепляющая резиновые сапоги, которые выцвели на полке от солнца, и правый теперь бледнее левого – не перепутать. Хриплые крики петуха и скрипучая дверь барака с облупленной краской. Жидкий суп на куриных костях с дешёвой лапшой и дырявые шерстяные рейтузы. Дымящая печка с косой дверцей.
– Мой дом должен быть не восточнее улицы Мевендескерте, – сказала она. – Я хочу остаться в Ордалле. И ты позаботишься о судьбе Миррим. Если окажется, что тот ублюдок... Ты должен пообещать, что ей не придётся нести корзину на площадь.
Он кивнул.
– Я найду дом и подготовлю документы. Ты получишь их, как только я получу свои виноградники. Ступай. Мне нужно подумать, как пропихнуть тебя в театр без проволочек, и написать несколько писем.
Лиля спустилась на кухню и сидела там, помешивая ачте, пока Рисвелда не позвала её помогать девушкам с бельём. После белья была уборка в холле, а после этого – чистка ковра в детской. Няня малышек поинтересовалась, как там Миррим, и Лиля вернулась вниз, с каждым шагом по лестнице погружаясь в глубже в серую неотвратимость принятого ей решения.
38. Не могу больше терпеть
– Там к тебе приехали! – крикнул Касилл из дверей женской половины. – Сказали, из лавки! Слышь, Грит!
Лиля выглянула из комнаты, но Касилл уже умчался куда-то. Ей иногда становилось немного жаль камьеров. С утра до ночи успевать по делам кира, быть ушами и второй парой рук для тех дел, которыми кирио руки не марают... С другой стороны, им неплохо платят, а ещё Касилл как-то говорил, что иногда, очень редко, кирио из высоких родов сами ходят на своих кораблях, и тогда их камьер остаётся на берегу и живёт прекрасной сытой жизнью, отсыпается и отъедается за те месяцы, когда кир гонял его в хвост и в гриву.
– Ты забыла свои покупки в лавке, – сказал мальчишка, который ждал её у ворот. – Если хочешь забрать, то поспеши. Лавочка скоро закрывается.
Джерилл! Кровь бросилась к лицу. Наверное, выговорил себе выходной у кира и выбрался.
– Лавочка на Веапренталме? – спросила она, и мальчишка кивнул.
Она кинулась в дом, к Рисвелде.
– Я еду в город. Забыла покупки в лавке. Тебе захватить что-то?
Рисвелда недоуменно улыбнулась, глядя на неё.
– Нет. Иди. Ты что такая весёлая?
– Ничего... Ничего!
Она бежала по тропинке между деревьями олли, сжимая плащ на груди. Мелкие камешки вылетали из-под ног, и наконец она выскочила на дорогу у одного из гостевых домов в начале берега кирио. По дороге не спеша двигался экипаж.
– Ты свободен? – крикнула она извозчику.
– Залезай, – кивнул он, подъезжая. – Куда?
– Веапренталме! Чуть побыстрее, пожалуйста!
Она ёрзала на сиденье, в нетерпении выглядывая в окошко. Медленно... Медленно! Что если он уйдёт?
Улицы убегали назад, и ровная брусчатка сменилась булыжниками. С каждым поворотом колеса, с каждым ударом сердца мир сужался чуть-чуть, и, вылетая из экипажа у дома с аркой, взбегая по лесенке, распахивая дверь, она уже не видела ничего, кроме его смеющегося лица, его весёлой улыбки.
– Я скучала, – пробормотала она между поцелуями, стягивая с него рубашку. – Как я скучала! Чёртова шнуровка...
Платье скользнуло с плеча. Джерилл на миг остановился, поднял руки и распустил её пучок, стянул резинку с волос и удивлённо посмотрел на неё, потом бросил вниз, к платью. Он запустил пальцы в Лилины волосы и закрыл глаза, целуя её в висок, в ухо, в шею, спускаясь всё ниже, скользя пальцами по коже, целуя и неожиданно прикусывая, и снова целуя.
– Не могу больше терпеть, – простонала она, выгибаясь. – Прошу...
Дневной свет из-за Лилиного плеча падал на его лицо, подсвечивая тёмную щетину на смуглом подбородке.
– Там, откуда я родом, у смуглых людей с юга волосы очень кудрявые, – сказала Лиля, пропуская пальцы сквозь его гладкие чёрные волосы. – И глаза тёмные, а у тебя ореховые.
– Моя мать была очень красива. Эта внешность – моё проклятье, – улыбнулся Джерилл. – Ты с востока Телара? Там есть земли лесных племён. У них волосы похожи на чёрное жёсткое руно.
– Нет. Я совсем издалека. – Лиля прижалась к нему и вытянулась. – Ты горячий. С тобой можно спать без одеяла.
– Удобно, весёлая? – рассмеялся Джерилл. – Я знаю ещё один способ согреться. Давай покажу.
– Этот способ я тоже знаю, – сказала Лиля чуть позже. – Мне понравилось. Джерилл, я тебя очень мало знаю, но иногда кажется, что мы знакомы очень, очень давно.
– Я хотел спросить. У тебя до меня был мужчина...
Лиля уткнулась ему в плечо и грустно улыбнулась.
– Я была замужем.
– Ты вдова?
– Не совсем. Он изменил мне, и его любовница понесла его дитя. Но его больше нет. А ты? Я же не первая у тебя?
– Нет. – Джерилл улыбнулся. – Хотя, знаешь, с какой стороны посмотреть. Такое у меня впервые.
– И у меня. Я совсем тебя не знаю. Там, где я жила раньше, взгляды немного иные, но даже там меня бы осудили.
– Ты безрассудна, и заражаешь безрассудством меня.
– Да. Это тоже меня беспокоило, – смущённо сказала Лиля. – Ну, понимаешь...
– Понимаю. – Джериллу тоже было явно неловко. – Прости.
– Но мы здоровы. Я, если честно, не знаю, как говорить об этом. Все стесняются всего...
Лиля вспомнила Миррим и замолчала. Мысли о театре крейта и договоре с Ларатом, которые она оставила позади, убегая к Джериллу, догнали её.
– Лиллин, ты... Почему ты так напряглась?
– Я ввязалась в такое дело... В такое... Я не знаю, как выпутаться из него. Я связана договором с человеком, но не только договором. Я по-настоящему переживаю за него и его семью. И я согласилась на такое, от чего мне самой мерзко.
Она обняла его и прижалась щекой к его коже.
– Я не хочу разочаровывать тебя. Мне больно, но я не хочу марать тебя в этом. Я не буду приходить к тебе больше. Эта связь всё равно не закончится браком. Для тебя она не имеет смысла.
39. Кровные клятвы – не детская забава
Она сглотнула горький комок в горле.
– Ты молодой, и ты найдёшь ещё чистую, хорошую девушку, на которой женишься. У меня тёмное прошлое, которое теперь заслуживает лейпона, и оно будет становиться ещё грязнее. Тебе, наверное, и так сложно...
– Сложно?
– Да. Ты сам сказал – проклятие... Там, где я жила, тоже до сих пор предрассудки из-за цвета кожи. Я не хочу ещё и замарать тебя своей испорченной репутацией.
Джерилл молчал, гладя её по голове.
– Ну, знаешь, даже во дворце крейта достаточно темнокожих людей, – сказал он после долгих размышлений.
Лиля вспомнила мавров, которые развлекали европейских правителей, а ещё арапа Петра Первого. Стыд жёг лицо. Зачем она это вообще упомянула?
– Прости. Мне это неважно. Пожалуйста, прости.
– Я вижу, что тебе неважно. Иначе ты не пришла бы за забытыми покупками, – улыбнулся он, заглядывая ей в глаза. – И почему же ты отказываешься от меня?
Тишина была тяжкой. Где-то во двориках залаяла собака, а в доме напротив хлопнула дверь и послышалась чья-то брань.