худая, словно истощенная смотрит печальными глазами на дочь.
Вызывает у меня жалость, вместо злости.
— Когда я умру, — говорит тот же голос, который звал Самира, — я найду его там. Твоего ребенка и буду заботиться о нем.
— Не смей… мама… — просит дрожащим голосом, — не смей говорить такие вещи. Не смей упоминать о моем ребенке.
— Здравствуйте, — я шагаю вперед, Майя тут же встает рядом, опуская глаза, мелко трясется, — Майя, — почти шепчу, — выйди на минутку со мной.
— Майя… дочка, — с трудом выговаривает мужчина, — мне нужно еще привыкнуть к твоему имени… вы уезжаете?
— Хотелось бы… — отвечаю за нас обоих и легонько толкаю Майю в спину. Желание оставаться здесь напрочь пропадает, хочу скорей забрать свою женщину, защищать, не отпускать больше никогда в своей жизни, но смотря на отца Майи, жалость пробирает до дрожи.
— Мы не виделись столько лет… хочу поговорить, побольше узнать о тебе…
— Я… — Майя смотрит в мои глаза, — я после… тогда поменяла свое имя и фамилию, благодаря Петру Михайловичу. Хотела исчезнуть, спрятаться, чтобы не вспоминать…
— Не надо, успокойся.
— Поэтому твой Халанский ничего не нашел на меня.
— Можно она останется с нами? — просит отец Майи.
— Что с мамой? — спрашиваю не у Майи, потому понимаю, что она наврядли что-то знает, так как не было ее с ними, — что с вашей женой?
— У нее онкология, — отвечает Самир.
— Если бы не ее болезнь… — говорит с горечью отец, — я не знаю, что бы я сделал с ней… да простит ее Аллах! Я не прощу!
— Папа, иди поспи. Ты после ночной смены, — сдержанным тоном просит Самир, — а Майя потом еще приедет. Правда, Майя? — он смотрит на сестру обреченными глазами.
— Что значит он после ночной смены? Папа, где ты работаешь?
— Мы оба работаем на складе, у дяди Миши, в ночную смену.
— Ты тоже работаешь? — Самир кивает, — а как же школа? Тебе осталось пару месяцев до ее окончания! — голос Майи дрожит, она берет его за руку, — ты же мечтал поступить. уехать из этого села, что теперь? Если ты не учишься?
— Я все наверстываю, когда бываю дома.
— Это же сложно. Папа, как ты мог допустить такое?
— Майя, все в порядке! Правда. Сейчас главное мама… — Самир тоже опускает глаза, видимо стыдно за поступок мамы.
— Марк, я останусь. Я здесь нужна, пожалуйста…
Я крепко хватаю ее за руку, смотрю не мигая в любимые глаза.
Хочу забрать ее отсюда. Хочу защищать, чтобы ее никто не обижал… но понимаю, что нужна.
— Самир, дружище… принеси мне все документы матери, с ее обследованиями и диагнозом. Все, что есть, принеси.
Я не оставлю мою Майю здесь. Ни за что на свете, ни на минуту не оставлю. А потому пока моя пчелка трудиться на кухне, готовит убирает и разговаривает с отцом и братом, я совершаю пару звонков.
Вечером мама Майи лежит уже в клинике, под присмотром лучших врачей.
Вердикт не самый утешительный для этой суровой женщины, но я не мог допустить чтобы моя любимая страдала, смотря на мучения матери. Потому она лежит в дорогой клинике под капельницами, ее периодически обезболивают и она тихо мирно спит.
— Эту ночь я останусь с ней, — благодарит отец Майи, Самир остался дома по просьбе сестры, чтобы выспаться и с завтрашнего дня ходить в школу. Наверстать упущенное.
А я..
— Я забираю ее, — крепко сжимаю руку Майи, — завтра приедем.
***
— Мама, папа? — я кричу, как только мы с Майей оказываемся за массивными дверьми моего дома, — вы дома?
— И чего ты тут раскричался? — слышу радостный голос матери.
Мы все еще стоим в прихожей, Майя боится, ее немного трясет, она стоит не отпуская моей руки. Я помогаю ей раздеться, снять теплую куртку и платок, вешаю на вешалку.
— Мама, это — Майя, — она тепло приветствует мою девочку, предлагает проходить в дом, — береги ее и не отпускай! Я должен ехать.
— Но Марк… — Майя шепчет неуверенным голосом.
— Мама, — в последний раз смотрю на Майю, — она мое — все!
— Поняла, буду беречь и не отпускать! Проходи дочка, — мама берет за руку Майю прежде, чем я выхожу.
Я должен найти того ублюдка, который посмел тронуть невинную девушку.
Я думала… я боялась, что когда ты узнаешь о моем прошлом… ты откажешься от меня…
Я хотела тебе все рассказать, я бы рассказала, только не знала в какой момент… времени у нас и не было, мы толком не успели ничего узнать друг о друге, — шмыгает носом, молча плачет и рассказывает мне всю свою историю… начиная с той самой ночи, когда ее обесчестили. Пропуская неприятные моменты.
Я не танцовщица. Никогда не танцевала, разве что дома, под любимую музыку или когда Злата танцевала, училась каким-то новым движениям, это все. У Златы не было выбора… мы обе учились, потом бросили учебу. Злата ушла в академ отпуск по беременности. Я по потери ребенка. И после всего, что сделала мама не могла оставаться собой и учится там же. Если бы не изменилась, если бы осталась, то пришлось бы встречаться с ними, улыбаться и делать вид, что все хорошо. Когда душа разорвана…
Она говорила и говорила, несмотря на мои протесты.
Я хочу рассказать тебе все, один раз и если ты не примешь меня, я пойму. Правда, — вижу, что сердце разрывается, целую ее руку, ни на секунду не отпуская ее руки из своей, даю понять, показываю свою поддержку.
— Глупышка моя! Я очень тебя люблю, верю и доверяю. Я буду рядом, всегда! Верь мне! Больше никто не причинит тебе вреда, обещаю!
Я в бешенстве!
Сука! Что творится в этом мире?
Блядство, кругом и повсюду!
Тварь, какая-то мразь ходит по земле, как ни в чем не бывало.
А маленькая беззащитная девочка страдает, молча, не показывая своих чувств. Страдает и тихо плачет, невинно улыбаясь…
Чужой ребенок называет ее матерью, не подозревая, как при каждом упоминании рвет ее душу, выворачивает наизнанку. Невинное дитя, она любит как родное, называя своей. Когда могла бы обнимать свое дитя…
Громкий вопль вырывается из моей груди, разрушая тишину в автомобиле. Я кричу, не в силах сдерживать злость в себе! Убью.
Я резко сворачиваю на улицу Халанского, зная, что он меня ждет.
Он выбрасывает окурок, топчет и заваливается в машину, укладывая на ногах свой рабочий портфель с ноутбуком. По моей просьбе.
— Прости, что вырываю тебя из семьи, но дело не терпит отлагательств.
— Нормально все, просто у мелкой
