большой, красивый, как раз для кино», – Петров представил, как Анка пулеметчица целится в тевтонцев через прорезь пулеметного щитка, а Петька рядом с ней держит пулеметную ленту и говорит Анке: «Не спеши, давай ближе подпустим». А потом Анка начинает ожесточенно стрелять и через пять минут все заканчивается. Тевтонцы лежат горами друг на друге, накрытые своими флагами, а наши, даже не успев вступить в бой, радуются победе, подкидывая вверх шлемы, шапки и перчатки.
Валька вдруг поймал себя на мысли, что раньше не замечал, насколько неудобными были воинские доспехи семьсот лет назад. Мало того, что само оружие было очень тяжелым – длинные копья, тяжелые мечи и топоры, так и еще куча железа надета – кольчуги, латы, шлемы. «Как они воевали во всем этом, это же физически было очень тяжело, махать здоровенным мечом, когда на тебе тридцать килограммов железа. А лошади бедные таскали таких тяжеленых всадников», – Петров был переполнен сочувствием к древнерусским воинам. «Тевтонцев ни капельки не жалко. Всадники их с такими ведрами на голове, что они могли видеть вокруг? Кто придумал такие шлемы? Хотя, чем тяжелее и неудобнее латы, тем лучше было для наших. Вон как немцы быстро тонули, только бульки шли. Так им и надо. А нечего было на нас нападать», – позлорадствовал Валька, словно компенсируя минутную слабость характера.
– Рыбин, ты видел, какие у тевтонских рыцарей шлемы были? – спросил Валька Рыбина после урока.
– Ну да, на ведро похожие с прорезями. Можно попробовать самому сделать, – с энтузиазмом ответил Рыбин.
Пацаны проявляли чудеса смекалки в изготовлении доспехов для дворовых баталий. Выпиливали из досок мечи разной формы – надо было обязательно подогнать рукоятку по руке, чтобы меч не отбивал руку. На щиты шли крышки от деревянных бочек. Предметом особой зависти были большие выгнутые щиты, сделанные из распиленных пополам фанерных бочек из-под повидла. Копья делались из стволов выброшенных новогодних елок. Из тополиных веток сгибались луки, на тетиву шла дефицитная капроновая нить, ну а стрелы выстругивались из штукатурной дранки.
Латы и шлемы создавались из кусков жести, пластмассы и картона по дизайну, подсмотренному в кино и на картинках в учебнике по истории Древнего Мира – все зависело от того, кто сегодня за кого воевал: за мушкетеров, за спартанцев, за римлян, за тевтонцев или за наших. Век самодельной амуниции был очень короток – один-два боя, но и недостатка в исходных материалах не было. Пацаны знали о всех местных стройках и свалках в округе и следили за поставками в продуктовый магазин, на заднем дворе которого можно было разжиться нужными ящиками, бочками и коробками.
– Рыбин, надо попробовать, как это будет выглядеть, – подал идею Валька.
Они зашли в закуток под лестницей в конце коридора, где уборщица хранила свои ведро, швабру, совок и веник.
– Надевай, у тебя голова большая, – протянул Петров цинковое ведро Рыбину.
– Ты чо, оно же грязное, – заартачился Рыбин.
– Да нет, не очень, – Валька заглянул в ведро и понюхал. – Ничем не пахнет.
– Ладно, давай, – Рыбин напялил ведро на голову. – Ну как? – голос Рыбина звучал слегка приглушенно.
– Нормально. Посередине надо будет дырки прорезать для глаз и вентиляции. У них был такой большой крест вырезан на шлемах. А как ты думаешь, оно удар деревянным мечом выдержит? – Петрову не терпелось испытать прототип тевтонского рыцарского шлема. – Подожди, я шваброй стукну, – предупредил он Рыбина.
Рыбин не успел ответить, как Валька уже держал в руках деревянную швабру. Он прицелился, чтобы попасть по ребру ведра и приложился вполсилы. «Бум», – гулко громыхнуло ведро. Звук получился не слишком громкий. Рыбин снял ведро с головы.
– В голове слегка гудит, – он выглядел немного обалдевшим, но старался держаться достойно.
– Давай металлическим совком попробуем, как будто мечом, – предложил Петров.
– Давай, – почему-то согласился Рыбин. Похоже, что после первого удара он все-таки потерял способность здраво рассуждать.
Рыбин опять опустил ведро на голову, Петров взял металлический совок и врезал со всей силы, как только мог. Ведро зазвенело, перекрывая возмущенный вопль Рыбина. Рыбин покачнулся и сполз вдоль стены.
Их дальнейшие испытания прервала уборщица, услышавшая странные звуки из закутка со своими орудиями труда.
– Вы что тут де…, – осеклась она, увидев Петрова с совком в руке и сидящую на полу фигуру с ведром на голове. – Ах ты, боже мой, – она помогла Рыбину снять ведро. – Ты цел хоть?
– Да цел, вроде, – промямлил Рыбин.
– Мы тут тевтонский шлем испытываем, – попытался Петров объяснить уборщице. Но она не стала вдаваться в подробности, взяла их обоих за шиворот и отвела к завучу.
Валентина Гордеевна, выслушав сбивчивые объяснения Петрова и Рыбина, не знала, то ли плакать, то ли смеяться. Убедившись, что мыслительные способности Рыбина не понесли значительного ущерба в ходе этого «испытания» и успеваемость его вряд ли пострадает, потому что все равно хуже уже некуда, она оставила его в покое, но решила все-таки пригласить мать Петрова на беседу, о чем и записала ему в дневнике: «Прошу мать зайти в школу».
Петров и Рыбин стояли на школьном крыльце в плохом настроении. У Рыбина до сих пор звенело в ушах, Петров же был расстроен от того, что мать вызвали в школу.
– Надо шапку надевать под шлем, – сказал вдруг Петров, продолжая, очевидно, думать над их испытаниями. – Желательно зимнюю шапку-ушанку.
– У меня дома есть строительный зимний подшлемник, – оживился Рыбин. – Отец с работы принес пару недель назад, да так и оставил. Я принесу завтра в школу, и мы попробуем, что лучше.
– Правильно, – обрадовался Петров. – Надо будет только за школу зайти, чтобы никто не мешал. «Я принесу свой меч», – хотел было добавить Петров, но передумал, вспомнив Александра Невского.
Май. Математика
Середина мая выдалась очень теплой и ветки тополей, стоявших вокруг школы, уже набрякли пухом. Перед майскими праздниками в школе провели субботник – открыли и помыли пыльные окна, с зимы стоявшие заклеенными. Теперь, наконец, у Татьяны Петровны появилась возможность открывать окна в своем кабинете на втором этаже – математичка любила свежий воздух. Еще неделя-другая, начнется летний «снегопад» и тогда окна будет не открыть из-за тополиного пуха.
5-й «Б» постигал сущность прямоугольного параллелепипеда. Петров слушал учительницу и недоумевал: «Как можно было такую простую вещь назвать таким сложным словом. Попробуй выговори». Действительно, почти никто в классе не мог правильно выговорить «параллелепипед», и даже старательная Ковалева сбивалась на «парапалепипед». «Не могли попроще назвать, «пенал» там, какой-нибудь», – думал Петров. «Но попробуй ты объясни это все древним грекам. Они изобрели свою геометрию две тысячи лет назад и им уже даже тогда было все равно, что по этому поводу будут думать школьники в 1975 году», – объяснения Татьяны Петровны настраивали на философский лад.
«По сути, весь мир состоит из простых геометрических фигур. Дом,
