рожу, словно сам не знаешь, какой статус имеешь в школе. Тебя боятся, — Сара подошла к нему, опуская руку на грудную клетку, вблзи разворота расстёгнутой на три верхние пуговицы школьной рубашки. Её ладонь заскользила по груди, а взгляд игриво блуждал, сопровождая собственные поглаживающие действия. — Тебя уважают. Ты хулиган, Нэйтен. А плохие мальчики всегда будоражат воображение. Почему ты никогда даже не смотрел и не желал законную королеву? — шальные пальчики огладили холодную кожу, добравшись до ворота. Нэйтен перехватил её ладонь, останавливая. Не потому, что было неприятно, но сейчас его заботило другое, где Николь блистательно одерживала верх над королевой, которой и не понять связи между ними.
— Что ты хочешь, Сара? — вынудил он поднять на себя её взгляд.
Девушка моментально улыбнулась, словно и ожидала данного вопроса. Она позволила себе поднять на цыпочки, прильнув к уху молодого человека, пылко и горячо вышёптывая каждую букву.
— Трахни меня, Нэйтен Картер.
Удовлетворённо отстранившись, она приметила удивление в его взгляде, которое он тут же сморгнул, и погрузился в раздумья.
— При одном условии, — выдал, как собственный приговор. — Ты не тронешь более Николь.
Победная ухмылка озарила девушку. Она получит желаемое. Её победа.
***
Утреннее солнце не озаряло комнату. Лучи не пробивались через затянутую густую унылую серую поволоку облаков, растянувшихся по небу, как полотно. Оно трещало по швам от мороза, готовое вот-вот треснуть, выпуская природное явление — снежные хлопья — чтобы покрыть город липким белоснежным осадком. Ранние офисные клерки нещадно ступали по белым крупьям, спрессовывая зимние кристаллы на подошвах обуви. Следом шли спешившие по делам на учёбу студенты и ученики школ. А кто-то отдыхает, но, ведя здоровый образ, встанет пораньше, добираясь по холоду в фитнес-зал сгонять калории от съеденного вчера пирожного на ночь, пока никто не знает и не видит.
Учёба? Дела? Заботы? Как легко всё это может вылететь из головы, когда лёгкий поверхностный и в то же время приятный сон успокоил две души в эту ночь. Убаюкал, спев колыбельную «всё действительно может быть хорошо». Заставил поверить в сказку о великом покое в простых объятьях. Глаза девушки лениво приоткрылись, несмотря на то, что поспала от силы… час, два? Как же это не важно. Непривычные ощущения присутствия кого-то рядом в её постели, но до боли комфортное, которое не хочется покидать, а отдаться с ещё большим наслаждением. Николь отогнала остатки сна, жадно впившись взглядом в лицо совсем близком, напротив собственного, так, что мужское дыхание щекотало кожу щёк, носа, поверхностно проскальзывая по контурам ресниц. Те краткие пару часов она умудрилась прервать, словно боясь упустить — а вдруг исчез, и это всё действительно был сон? Разве когда могла предположить, что отсутствие его в жизни станет худшим кошмаром?
Ожидая жуткую головную боль на утро, разбитость и, как бонус, синяки под глазами, новый день оказался благосклонен, и ещё никогда прежде у неё не было поистине «доброго утра». Хотелось напитаться этим днём, как и теплом Нэйтена, спавшим под одним с ней одеялом. Его рука обволакивала талию, заворачивая за спину, словно и сам всю ночь нёс караул её сохранности рядышком, всё время прижимая к себе. Сохранялся уют общий, совместный. Комфорт сближения идеализировался, переполняя лимит.
Тёрнер уложила одну руку себе под щёку, вторую, правую, прижала к себе, к району груди, борясь с желанием прикоснуться к нему, огладить скулу, но боится побеспокоить и разбудить. Нэйтен, кажется, впервые такой расслабленный. И всё же провести бы подушечкой пальца по его носу, немного задержать на его кончике, а потом спуститься к губам, тонким, немного суховатым ото сна, но таких пылко оставляющих жаркие поцелуи ночью. Этот момент слияния, воссоединения, пронёсся молниеносно и в то же время так тягуче, специально растягивая им момент, чтобы оценили его сполна и приняли, поняли, осознали, как они необходимы. И если хоть кто-то утвердит, что она слабачка и допустила главную ошибку в жизни, не должна была ему поддаваться — отгрызёт голову.
Она жалела о многом. О многом упущенном. О многом сказанном. И не сказанном. Но не хочет жалеть об этой ночи. Не хочет жалеть о Нэйтене. Хватит. Настрадалась. В своём роде она действительно сдалась, но это лишь говорит о силе. Силе чувств над гордостью. И прощение за боль, в которой и сама была повинна. Причиняя боль любимому человеку, ты казнишь и себя. Уничтожаешь по крупицам единое сердце, бьющееся в едином ритме. Половинки страдают одновременно, совместно — именно так образуется целое. А если нет, то о какой связи может идти речь? Вы просто лжецы чувств! Вы просто временные попутчики, чьи дороги рано или поздно разойдутся. Разве может сейчас что-то быть важнее простого нахождения рядом, дышать одним воздухом, теплиться друг другом?
Он рядом. Он с ней. Можно даже разглядеть полупрозрачные веснушки на носе — милая особенность. Ощущать, как он дышит, как размеренно во сне стучит сердце. Забавно, но его ступни по-прежнему остаются холодными. И всё это время осознавая и принимая все эти мелочи, уповаться мыслью «он мой». Мой!
Прежние обиды сами собой выветриваются в воспоминаниях, стараясь не омрачать возможное их новое начало. Да разве сейчас они так важны? Зачем слушать периодами подсирающий, как завидующая бабка, сидящая на лавочке от нечего делать на пенсии, разум. Надо сразу отдаваться сердцу, оно умнее, чем кажется. Чувствовать, как оно приятно стягивается в любовном спазме, натягивая туго всё тело, а потом так резко отпускает, что ты готов распасться на молекулы только от того, слыша, как он сопит. Её Нэйтен. Мягкий, нежный, чуткий и такой всё-таки ранимый. Она любуется безотрывно, боясь моргнуть и упустить хоть одну-единственную деталь, которая может в нём измениться, пускай это будет хоть подрагивание ресниц. Хочется улыбаться ему, для него, ради него. Улыбаться, улыбаться, улыбаться. Улыбаться, как полной идиотке, дебилке, психопатке, да как угодно! Но это чувство, что он наполняет в ней такое новое, ещё не до конца осознаваемое, зато заполняет её до самых краёв и выходит за пределы возвышенности каких-либо описаний.
Николь дёрнулась, приходя в себя, только услышав, как щёлкнула входная дверь дома и послышались уставшие и не выспавшиеся родительские голоса после ночной смены. Её голова приподнялась, взгляд устремился к двери комнаты, словно родители, как по волшебству, только что ворвались прямо к ней, минуя прихожую и лестницу на второй этаж, и уже стоят перед ней, осуждающе качая головой.
Сердце нервно заколотилось, а мысли хаотично забились о корку мозга. Вот же дура, как далеко улетела на облаках, совсем забыв о
