– Ладно. Я поняла. Прости, Паллам.
– Говорят, девушки прыгают из окон, если узнают, что связь имела последствия, – наконец выдавила Паллам. – Иногда помогает. Но обычно это конец.
Лиля тёрла виски, разгуливая по заднему двору, в котором полоскались на ветру простыни. Жуткий мир. Жуткий.
Гости пришли к ужину, и Лиля в качестве хозяйки дома чувствовала себя вполне свободно. Кир Кинад рассыпался в комплиментах своей даме, и Лилю терзало любопытство. И этот кир, и двое других явно пришли не с жёнами. Девушки вели себя довольно "дерзко", как это тут называли, и открыто смеялись, а не тихонько улыбались, потупив глазки, когда их кавалеры отпускали очередную шутку.
– Кира, сопроводи меня освежиться, – сказала улыбчивая Олиэн, показывая Лиле глазами на дверь.
Лиля с готовностью встала. "Пойдём покурим", – говорила Вика, когда хотела поболтать о чём-то с Лилей посреди рабочего дня.
– Как ты умудрилась очаровать крейта? – спросила Олиэн у дверей купальни, после того, как они обе умылись и вернулись во дворик. – Про тебя столько слухов, кира! Я думала, ты совсем другая.
– Случайно получилось, – уклонилась Лиля от прямого ответа. – В жизни, понимаешь, разное бывает. Олиэн, а кир Кинад – твой... жених?
– Ты что... На актрисах не женятся. Кир Ларат не предупреждал, что его приятели будут с актрисами? – Лиля покачала головой. – Понятно... Нет. Я дама кира Кинад, он оказывает мне всестороннюю поддержку.
– Актриса? – с любопытством переспросила Лиля. – Из театра?
– Не-ет, – рассмеялась Олиэн. – До театра крейта мне далеко. Нужны связи, чтобы туда попасть.
Лиля с интересом расспрашивала Олиэн, пока та не наморщила симпатичный носик.
– Ты так расспрашиваешь, будто всю жизнь жила в комнатах. Видно, ты и впрямь знатная кира, – сказала она наконец. – Чтобы стать актрисой, недостаточно просто назваться ею... Нужно ещё и определённое мужество. Знаешь, это всегда одновременно и зависть, и осуждение. Я хожу по краю. Мне двадцать четыре, и если вдруг он разочаруется во мне, то я снова стану Олдертой, дочерью кузнеца из деревни Левстро, которая сбежала из дому с бродячим театром.
– Но почему? – спросила Лиля, хотя прекрасно понимала причину.
– Свобода, – рассмеялась Олиэн. – Я сама по себе. Я вольна выбирать. Но за это я заплатила своей репутацией.
Лиля сидела с бокалом красного, крутя в пальцах тонкую гранёную ножку. Тонкая материя, эта здешняя репутация. Один взмах руки – и она рассеивается, как дым.
Гостей явно развлекли новости из Чирде, и они ушли, весьма довольные вечером. Лиля прибиралась в столовой под укоризненным взглядом Паллам, но это отвлекало её от мыслей о Джерилле, которые снова начали тревожить её. Она падала в отчаянное уныние, вспоминая, какого маху дала, кидаясь в объятия незнакомого, по сути, человека, и сразу же взмывала вверх, вспоминая его руки, почему-то очень горячие, властные, которым хотелось довериться, отбросив всё. Гамте... Опять!
– Кира, мы тут приберём, – сказала Паллам в очередной попытке избавиться от киры, ведущей себя неподобающе. – Пожалуйста, ступай...
Она вышла во дворик, где Баралл сгружал уголь в большой деревянный ящик с крышкой.
– Баралл, ты случайно не знаешь камьера по имени Джерилл? – спросила она, глядя, как он большим жестяным совком кидает крошащиеся чёрные куски в гулкий ящик. – Чей он, откуда?
– Нет, – покачал головой тот. – Могу узнать, если нужно. Досаждал с вопросами?
– Вроде того, – кивнула Лиля. – Узнай, пожалуйста.
Она сунула руку в карман, из-за наличия которого в платье чуть не поссорилась с портнихой, и положила на чёрную от угля ладонь Баралла пять серебряных. Он расплылся в широкой улыбке, ссыпая монеты в карман.
– Слушаюсь! – бодро и радостно воскликнул он.
Утром, сидя за большой кружкой ачте и яичницей, Лиля задумчиво накручивала прядь волос на палец.
– Я узнал, кира, – сказал Баралл, заходя на кухню. – Рассказать?
– Я смотрю, ты перестал смущаться того, что я тут ем, – обернулась к нему Лиля.
– Добавишь ещё пять серебряных – буду тебя хоть креей называть, кира, – пожал плечами Баралл. – Дело твоё. Хоть во дворе завтракай.
– Отличная идея! – Лиля округлила глаза. – Что мне самой в голову-то не пришло? Баралл, это прекрасная мысль! Что ты узнал?
– В общем, он камьер из дома на улице Элкетос. Это центр. Хороший дом. Они приехали ненадолго и сегодня вечером уезжают. Приличные люди, судя по слухам. Щедрые. Ничего такого. Видимо, просто до слухов охочие, – улыбнулся Баралл. – Мне сказали, они там редко гостят. Я помог?
– Вполне, – кивнула Лиля, доставая из кармана ещё пять монет. – Баралл, я буду обедать во дворике. Перенесёшь один из столиков наружу?
За обедом, отгоняя настырную крупную осу от сладкого персика, она размышляла над тем, что сказал Баралл. Уезжают сегодня... Значит, она больше не увидит его. Ну и отлично.
Рука со стаканом лимонада задрожала. Лиля одёрнула себя. Связь с камьером, при том ещё неизвестно, не будет ли теперь последствий... И происхождение этих последствий не скрыть, ведь цвет кожи будет просто-таки кричать о том, что в этом деле поучаствовал темнокожий потомок выкупившегося с рудников Рети раба...
Ночь прошла в мучительном сожалении. Надо было пойти на улицу Элкетос до того, как он уехал. Просто... посмотреть издалека. Лиля крутилась в кровати, вздыхая и не находя покоя из-за того, что не попрощалась, а с утра решила, что это и к лучшему. Пусть это останется так.
В день её рождения снова пришли друзья Ларата, а с ними – ещё две кира с актрисами. Лиля купалась в светских сплетнях, которые отвлекали её от угасающих воспоминаний о её ошибке.
22. Я человек и подвержен страстям
Она гуляла по городу, переодевшись в коричневое платье, наслаждаясь утренними лучами летнего солнца. В одно такое утро, когда стало понятно, что та ночь всё же обошлась без последствий, и она как следует поплакала с радостным облегчением, ей показалось, что наконец-то нашлась тропинка, по которой будет дальше двигаться её жизнь.
– Кира, тебе срочное, – сказала Талли, весело впорхнув в гостиную, где Лиля сидела с грелкой на животе, тихо страдая. – Возьми, пожалуйста.
Лиля с удивлением открыла конверт, на дне которого, в уголке, лежала маленькая свёрнутая бумажка. Она впервые получила почту, которую нёс голубь, и это было немного волнующе.
– Они на голубятне перекладывают, – сказала Талли, увидев, с каким недоумением Лиля вертит в руках большой плотный конверт, и та кивнула.
"Собери вещи. Тебе придётся переехать. Буду на днях. Б. Л."
– Ларат пишет, чтобы я собиралась, – сказала Лиля, нахмурившись. – Интересно, что я сделала не так?
День, прошедший в ожидании, извёл Лилю. Она отчаянно кружила по дому, недоумевая, что же побудило кира Бинот выселить её из этого дома, но придумать так и не смогла.
– Кира, погоди тревожиться, – уговаривала её Талли без особого толку. – Может, всё не так уж и плохо!
Лиля легла спать в полном душевном раздрае, а посреди ночи проснулась от шума внизу. Она накинула халат, который был последней каплей в чаше терпения той портнихи из Чирде, и кинулась вниз в надежде и тревоге.
Ларат стоял внизу, у лестницы, и о чём-то тихо договаривался со своим камьером, и Лиля, не сдержав радостного порыва, кинулась ему на шею.
– Не стоит, – сказал Ларат, крепко обняв её. – Я без пяти минут женатый человек.
Лиля отстранилась и заглянула ему в лицо. Он улыбнулся краешком губ и махнул в сторону гостиной.
– У меня разные новости, – сказал он, усаживаясь на диванчик. – Лилэр, наша с тобой авантюра имела разные последствия. Слухи распространяются действительно быстро, и они дошли до брата. К сожалению, любовнице крейта придётся исчезнуть. Тебе снова придётся немного поработать.
– Уточни.
– Брат заинтересовался дамой крейта. Она должна покинуть Эдеру и исчезнуть. Следов быть не должно. Она должна раствориться в воздухе. Погоди, не делай такое лицо! Никто не пострадает. Талли вернётся в Чирде. Она уедет отсюда с шумом и помпой, в закрытой карете, и все будут считать, что дама крейта покинула Эдеру, но в Чирде приедет уже скромная катьонте. Ты пересидишь пару недель у моих знакомых, пока слухи не улягутся, и отправишься в следующий дом.
