Лиля осторожно закрыла дверь в "ванную комнату". Она стояла, глядя наверх, на лепнину и большую люстру с оплывшими свечами, на светильники на стенах, потом подбежала к окну.
Под окнами был сад, а в отдалении – серый склон, от которого ко дворцу тянулся закрытый акведук. Видимо, его построили раньше, чем трубы, которые проложили к городу – те были устроены в склоне.
Лерин стояла, с улыбкой глядя на Лилю.
– Ты не робеешь, – с некоторым удивлением сказала она. – Тебя не пугает эта роскошь?
Лиля вспомнила пятизвёздочные отели, в которых ей довелось побывать, и тоже улыбнулась.
– Тут прекрасно. Мне говорили, парадная часть тут просто роскошная.
– Ну... – Лерин слегка замялась. – Она действительно производит впечатление. Я пришлю портниху. Желаешь поесть?
– Желаю! – воскликнула Лиля, кидая тетрадь на роскошное ложе.
44. Актрисы
Портниха с двумя помощницами пришла так быстро, что Лиля даже не успела насладиться мягкой кроватью. Она нехотя встала, расшнуровывая верхнее платье, и девушки молниеносно измерили её, а портниха делала пометки в своей тетради.
– К вечеру будет платье. У нас заготовки, – улыбнулась она немного неловко, увидев изумлённое лицо Лили. – Только подогнать. На такие случаи, – кивнула она на коричневое платье, уныло лежащее на кресле.
Они ушли, и Лиля взялась за сценарий. Пьеса была о любви. Роль Нералды представляла собой ровно пятнадцать реплик. Крейт, выехавший на охоту, случайно встречал в лесу девушку и влюблялся в неё, не зная, что на самом деле она – дочь правителя другой страны, чей кортеж остановился по причине поломки кареты в ближайшем постоялом дворе. Девушка, конечно, наплела крейту про своё низкое происхождение и подговорила девушек из ближайшей деревни ей подыграть. Далее следовали сцены, в которых приближённые крейта уговаривают его не делать глупостей, и сцены в деревне, когда влюблённый по уши крейт по приказаниям любимой рубит дрова и таскает воду.
– Как взор его горит, когда он смотрит на тебя, – повторяла она, сидя с ногами на кровати после купания, наслаждаясь чистыми волосами и чистым постельным бельём. – То, видимо, любви огонь пылает в его жилах.
Она пересчитала роли. Четыре мужских и пять женских, не считая массовки. Ну, массовка явно из слуг. Деревня, постоялый двор, покои дворца. Интересно посмотреть, как тут устроена смена декораций...
Платье принесли, когда уже почти стемнело. Лиля в нетерпении босиком ходила по комнатам, наслаждаясь мягкостью ковра, когда в дверь постучали, и девушки внесли большой одёжный чехол.
Лиля стояла в спальне перед зеркалом и любовалась на прекрасное, жутко неудобное сияющее голубое платье.
– Великолепно, кирья Солар, – похвалила портниха, по-видимому, себя.
– Карманов нет, – сказала Лиля, тщетно обыскивая боковые швы. – Делайте, пожалуйста, карманы на моих платьях.
Портниха немного изменилась в лице, но достала тетрадь и сделала пометку. Лиля поразилась. Неужели не придётся воевать за карманы? Ничего себе!
– И посвободнее в рукавах, – сказала она, осмелев. – Видишь? Я рук не могу поднять. У меня потом на плечах вот тут будут такие красные полосы. У меня нежная кожа.
Портниха понимающе кивнула и сделала ещё пару заметок.
– Слушаюсь, госпожа, – сказала она с поклоном.
Лиля обалдело смотрела на неё. Вот это сервис, чёрт возьми!
Портниха ушла, и Лиля выглянула наружу, в коридор. Везде горели свечи, а откуда-то из коридоров слышался негромкий смех и голоса.
– Я же могу погулять по дворцу? – спросила она юную катьонте, которая стояла у дверей женской половины, и та кивнула. – По женской половине? Одна?
– Ты же во дворце, госпожа, – сказала та, пряча улыбку, и Лиле стало неловко за свой вопрос.
Дворец был запутан, как лабиринт. Тёмные коридорчики чередовались со светлыми переходами, из окон которых было видно небо с обрывками облаков, подсвеченных по краям лунным светом. Лиля с затаённым восторгом шла по этому лабиринту, ведя рукой по камню стен, чередовавшемуся с тёмными деревянными панелями, любуясь на причудливые золотые подсвечники на стенах, на натюрморты в широких рамах и тонконогие столики в углах, на которых курились благовония с терпким приятным запахом. За поворотом одного из коридоров ей внезапно открылась небольшая гостиная, и она заглянула в широкий проём двери.
– О! – воскликнула одна из девушек, что сидели там за столиками. – Ты, верно, новенькая!
У Лили ёкнуло сердце. В гостевом доме Лонкер её тоже назвали так. И, в отличие от дома Лонкер, здесь она именно за тем, к чему её пытались привлечь там.
– Заходи!
Она осторожно шагнула внутрь. Девять девушек, и две из них явно катьонте, судя по платьям.
– Я Лилэр, – сказала она, присаживаясь за столик. – В театр.
– Я же говорю, это новенькая. Я Биралда, – сказала девушка с очень пышной причёской. – Запомнишь нас?
Лиля кивнула. Они по очереди представлялись. Юрэста, Ваэл и Гисэл по внешности были типичными арнайками: тёмные волосы, кожа с лёгким оттенком оливкового загара. Тэмиса была рыжей, словно лисичка, а у уроженки Телара, Галамэ, волосы лежали шапкой крупных жёстких кудрей. Далэир, такая бледная, что её кожа казалась фарфоровой на фоне чёрных прямых волос, заколотых шпилькой, привлекла особое внимание Лили.
– Во мне кровь Фадо, – сказала Далэир, заметив, как Лиля рассматривает её лицо и разрез слегка раскосых глаз. – Как ты умудрилась попасть в труппу в разгар сезона, да ещё и без прослушивания?
– Сама не понимаю, – пожала плечами Лиля.
– Какие тебе выделили покои? – поинтересовалась рыжая Тэмиса.
– Большие, – улыбнулась Лиля. – Расскажете мне, как тут всё устроено?
45. Меглейо
Ковёр, пышный, узорчатый, мягко заглушал шаги. Лиля шла за Гисэл, слушая её рассказ о прогулках в парке, и удивлялась тому, что девушки рассказали ей. Посреди этого угрюмого мира, твердящего, что терпение очищает совесть, прямо во дворце крейта существовал оазис свободы, как родник посреди пустыни. Да, конечно, свобода передвижения распространялась лишь на дворец и дворцовую часть парка, но это была действительно свобода, без навязанных компаньонок, да и парк был громадным. Да, неудобные платья, но она же не по скалам лазать собралась и не на лошади скакать под луной. Даже катьонте тут не косились на девушек, когда те смеялись чуть громче положенного по этикету.
Только вот изнанка была чёрной, слишком чёрной. Она была настолько гадкой, что весь этот прекрасный, довольно чистый дворец кругом неё будто съеживался, как загнивающее на ветке яблоко.
– Стойте! – вдруг шепнула Далэир, шедшая впереди, и резко махнула рукой. – Тихо! Меглейо идут!
Лиля вздрогнула и подняла глаза на лестницу, перед которой они стояли.
– Опусти глаза! – тихо и яростно зашипела Гисэл, больно сжимая её запястье.
Лиля присела, как и остальные девушки, и быстро скользнула взглядом на свои туфли, но любопытство терзало её. Она украдкой подняла глаза и исподлобья глянула на этих загадочных меглейо.
Креа Галарда степенно поднималась по лестнице в ярко-синем платье, сверкающем россыпью мелких кристаллов, в золотом обруче поверх сложной причёски из множества маленьких светло-русых косичек, с царственно-непоколебимым выражением лица, изящно положив руку на локоть крейта, высокого, светловолосого, в светлом камзоле. Лиля с любопытством разглядывала их наряды и лица, отмечая, как красиво они смотрятся друг рядом с другом. Она взглянула на крейта...
И встретилась с ним взглядом.
Кровь прилила к лицу от неловкости. Лиля присела ещё глубже, зажмуриваясь, и сердце громко застучало в ушах. Что она творит... Гамте! В первый же вечер нарушить одно из главных правил этикета, и перед кем же? Перед креей и крейтом!
Звук шагов медленно перемещался по лестнице, и многочисленные катьонте, что шли за меглейо, неслышно шагали по ступеням, неся светильники. Это было похоже на какую-то странную процессию фей и эльфов в сказочном лесу.
