– Ох уж этот гватре!
– Да. Знаешь, если бы он не ошибся... – Конда вздохнул и прижал её к себе. – Я рассчитываю на несколько дней. С такими новостями, знаешь, не кидаются с порога. Как ты кидаешься на меня обычно. А ещё мне нужно будет подумать, как позже представить Кимата... Наверное, подойдёт предлог, что я боялся за его жизнь и здоровье. Это даже не будет ложью. Не хочу марать вас ложью. Достаточно той полуправды, которую слишком часто приходится применять для заключения сделок.
– Я не думала, что ты лжешь...
– О, ещё как лгу. Я не клялся говорить правду никому, кроме тебя. Я играю со словами, опуская некоторые сведения, выбирая такие фразы, которые можно трактовать двояко. Выпячиваю на передний план то, что точно привлечёт внимание, так, чтобы в это начали оголтело вгрызаться, не замечая то, что мне нужно продвинуть на самом деле. Особенно меня забавляет, когда я говорю чистейшую правду, позаботившись о том, чтобы человек знал о моём якобы безумии, и он делает с точностью до наоборот... Именно то, что мне и было нужно.
– Да ты опасный человек, – рассмеялась Аяна. – Помню бедного Далгата...
– У меня, кстати, новости. Скалеме сообщил, что к новому помещению сэйнана подкинули корзину.
Аяна замерла. Конда гладил её по волосам, и наконец гадкое чувство комка в горле отступило немного, и она не вздохнула.
– Сэйнан обеспечивает себя за счёт новостей. Харвилл поручил мальчишкам найти кормилицу. Мальчик пристроен. Анвер – попечитель. Любовь моя, сердце моё, всё хорошо. Это лучше, чем площадь... Харвилл готовит к печати книгу, в которой кир очищал совесть, жертвуя сиротам. Понимаешь, к чему я веду?
– И это сработает?!
– Харвилл владеет словом. Муки при расставании с кровно заработанным золотом... Для некоторых нет ничего тяжелее. Вряд ли мы увидим изменения скоро, но, знаешь, иногда достаточно подтолкнуть маятник.
– Столько всего происходит... Конда, а мы справимся с таким количеством дел? – Аяна прикинула, сколько людей оказалось вовлечено в то, что начиналось с двух мальчишек, и слегка встревожилась.
– Ну, мы же не одни, – пожал плечами Конда. – С нами люди, которые работают за идею. Золото лишь позволяет им не думать о выживании. Мы достаточны и гармоничны, почему бы не распространить это немного за пределы спальни? М? Мне нравится, когда ты улыбаешься. Это вдохновляет и окрыляет меня, и восстанавливает силы, а когда я смотрю на Кимо, то переполняюсь гордостью и восторгом.
Дождь закончился, тучи ушли ещё дальше к горизонту, унося молнии за край видимого мира, в сторону заката и долины. Мелодия флейты, тревожная, рваная и сбивчивая, кидалась в открытое окно, будто кто-то неловкими взмахами рук пытался поймать легкого зеленоглазого иррео, подхваченного потоком ветра, и перемежалась с бранью Лойки на трёх языках.
– Она сегодня побила Верделла фальшивым... Вырвала из штанов мешочек и отхлестала по лицу, – сказала Аяна, прислушиваясь. – Конда, что они творят?
– Ну, не всем же быть такими приторно слащавыми, как мы с тобой. Мы даже не ссоримся, – хмыкнул Конда. – Будь мы героями пьесы, зрители от скуки уже зевали бы.
– Я могу поссориться с тобой. Опять. Если будет нужно.
– Это может сойти за правду только перед пьяненькими камьерами, – рассмеялся Конда. – У тебя в глазах безбрежное море, когда ты смотришь на меня. А потом оно накидывается и тащит меня, не щадя, шваркая об камни, шипя пенными бурунами, опустошая, а после – возвращая к жизни.
– Это было всего один раз... Я же не думала, что галька оставит на тебе такие следы... Долго ты будешь мне припоминать это?
– Всегда, любовь моя. Но ты можешь вылечить меня, гватре. К счастью, эти мои душевные раны легко излечиваются внешним воздействием. Осмотри-ка меня хорошенько, может, ты найдёшь, к чему приложить чудо исцеления, а?
51. Дракон, что кусает свой хвост
– Кира! Где Лойка?!
Аяна, не вставая из-за стола, молча ткнула пальцем в потолок.
– Верни!!!
– Опять?! – безнадёжно свела брови Вараделта.
Парадная дверь хлопнула, а немного погодя – второй раз.
– Она с кочергой, – предупредила Луси, которая зашла на кухню, оглядываясь.
– Он на лошади. Она не догонит. Когда это закончится?!
– Они застряли в каком-то бесконечном кружении, – сказала Вараделта. – Как твой дракон на вышивке, который держит себя за хвост. Может, ты этой вышивкой предсказала их судьбу?
– Ну вот ещё, – поморщилась Аяна. – Я смотрела на кольцо Конды, и подумала, а вдруг это не стрела, которая тычется сама себе в оперение, а вот такой упрощённый дракон? На родовых печатях старых домов многое упрощено до символов.
– Ну у тебя и воображение, – хмыкнула Вараделта. – Видеть то, чего там и близко нет.
– О, это я умею, – вздохнула Аяна.
Дверь снова грохнула, и послышалось свирепое топанье по ступенькам.
– Там Лойка с кочергой, – сказал Конда, спускаясь по лестнице. – Пересчитайте ножи. Сначала оторвала пришитый мешочек, потом схватится за столовый нож, и... – Он сделал движение рукой, и Аяна удручённо взглянула на него. – Мало ли.
– Когда ты уезжаешь?
– В обед. Проводишь меня?
Аяна стояла, глядя на него, и в носу щипало.
– Конечно.
Ташта бодрой рысцой бежал по обочине дороги. Кестан красовался, изгибая шею, и рощи олли тянулись по бокам дороги, сменяясь виноградниками и полями, на которых то тут, то там торчали небольшие коробочки сторожевых домиков.
– Ну всё, – сказал Конда, махнув рукой Арчеллу, который спешил из трактира им навстречу. – Приехали. Подожди тут. Сейчас приду.
Аяна кивнула, оборачиваясь на Ордалл, лежащий внизу, в прогревающемся майском воздухе, цветущий, похожий на детские кубики, вываленные на складки огромной зелёной кровати между двух гигантских серых подушек.
– Всё, я договорился, – сказал Конда, возвращаясь. – Пойдём, я покажу тебе одно место, откуда открывается совершенно потрясающий вид. Чтобы тебе было о чём вспомнить, пока меня не будет.
Тропинка петляла по склону между камней, спускаясь к постоялому двору, конюшням и огромному каретному сараю. Аяна шла, потирая лопатки, слегка сбитые об большой тёплый валун.
– Конда, если бы мы были героями пьесы, её бы никогда не пропустили на сцену, – сказала она, заправляя рубаху в штаны. – Такую книгу никогда бы не напечатали. Это немыслимо!
– Напомнить тебе, кто подглядывал в купальне за невинным, ни о чём не подозревающим человеком? Давай, скажи ещё, что ты приличная женщина, которой отвратительны мои мерзкие потребности, и которая терпит их ради долга.
– Я сейчас укушу тебя. Я укушу твою красивую шею, потом спущусь чуть ниже и...
– Стамэ... Прибереги это до моего возвращения.
Он поцеловал её ещё раз и вывел за руку из-за валунов, сел с Арчеллом в потрёпанный, но крепкий на вид закрытый экипаж и отодвинул шторки с небольшого окошка.
– Я поехал, – сказал он, кучер причмокнул, лошади вздрогнули, и экипаж, набирая скорость, покатился по наезженным колеям широкого, прекрасного Арная.
– Уехал, – то ли спросила, то ли сказала Вараделта, встречая Аяну на пороге. – Кира, прошу, не грусти так. У тебя опять это лицо...
– Мы очень, очень долго этого ждали, – сказала Аяна, садясь к столу.
Почти десять месяцев. Десять месяцев его разъездов, его камзолов, пропитавшихся дорожной пылью, иногда глубоко вбитой в ткань дождём, запаха его мокрого плаща из закутка у входа, его усталых морщинок между бровей. Десять месяцев с призраком Айлери, будто стоящим где-то за левым плечом и презрительно наблюдающим за всем, что делала Аяна: стиркой, готовкой, уборкой, рыхлением земли под деревьями в саду. Какая же ты кира, говорил этот презрительный взгляд. Безродная дикарка, вот ты кто!
Хлопнула входная дверь. Лойка влетела в дверь, и порыв воздуха за ней сбивал с ног.
– А ну... – крикнула она, выдёргивая ящик одной из тумб. В руке блеснул нож с желтоватой костяной рукояткой. – Р-р-руки! – рявкнула она Аяне, попытавшейся преградить ей дорогу. – А-р-р-р-р-р!
