Кимат радостно смеялся на лестнице, и Аяна открыла глаза, будто открывая дверь из сна в резкое солнечное утро.
– Я покормлю его, – сказала она, выглядывая в коридор.
– Хорошо, кира! – воскликнула Луси. – Я буду в купальне!
Кимат зевал, возя ложкой по тарелке. Аяна зевала, глядя в окно, на подоконнике которого сидел и сыто умывался Ишке.
– Кира, ты тут? – крикнул Верделл, и Аяна привычным уже движением встала, выходя в коридор. – Где Лойка?
– Я не знаю. Конда уже ушёл, – пожала плечами Аяна, глядя, как он поднимается по лестнице. – Верделл, заканчивайте эту ерунду. Хочешь, я куплю тебе другую флейту?
Верделл остановился на четвёртой ступеньке и внимательно посмотрел на Аяну.
– Я хочу эту, – отрезал он.
Аяна вздохнула, качая головой. Сверху раздался вскрик, и через несколько мгновений Верделл с красным лицом прошёл мимо неё, запихивая флейту в сумку.
– Ах ты... – Заспанная Лойка бежала за ним, на ходу застёгивая штаны. – Ворюга! Отдай!
Она выскочила в переднюю дверь, и Аяна метнулась за ними.
– Лойка, остановись! – крикнула она, глядя, как Лойка вцепляется в безрукавку Верделла. – Что вы творите?!
– Он опять забрал мои вещи! – крикнула Лойка, колотя Верделла кулаком по груди. – Отдай!
– Не касайся меня! – крикнул Верделл. – Ты сказала, что не коснёшься меня!
– Отдай мою флейту!
– Это моя флейта и мой гребень! Убери руки! И ноги! На них тоже пальцы! – крикнул Верделл, отскакивая. – Эй!
– Остановись! – воскликнула Аяна, подскакивая к Лойке и хватая её за руки. – Ты чего творишь?
– Она обещала не драться со мной... Сказала, что и пальцем не тронет, – свирепо буркнул Верделл, подходя к Нодли и отвязывая её.
– А ну стой! – заорала Лойка, вырываясь. – Верни!
– Нет!
Аяна с ужасом наблюдала, как они, красные и злые, стоят в трёх ладонях, яростно глядя друг на друга, и как Лойка удерживается, сжав кулаки, чтобы не стукнуть Верделла, и оглядывается вокруг в поисках хоть чего-то, что сошло бы за оружие.
– А-р-р-р! – вдруг зарычала Лойка, засовывая руку себе в штаны и резко дёргая.
Раздался треск разрываемых ниток, и в руке у неё оказался кожаный мешочек с песком.
– Н-на! – заорала она, с силой лупя Верделла по лицу. – Н-на тебе!
Верделл отшатнулся, моментально бледнея, с ужасом вглядываясь в то, чем Лойка хлестала его по щекам, потом попятился, вскочил на Нодли и судорожно пришпорил её.
– Лойка! – крикнула Аяна. – Что ты творишь?
– Там нет пальцев! – заорала Лойка, с силой запуская мешочек вслед Верделлу. – Что, струсил?!
Она припустила за ним по брусчатке дороги, яростно рыча, и Аяна бросилась было за ней, но вспомнила про Кимата, которого оставила на кухне, и метнулась в дом.
– Я так часто качаю головой, что она у меня скоро отвалится, – сказала она Вараделте и Луси, которые присматривали за Киматом, доедающим кашу. – Что они творят?
– Ты будто себя не помнишь в шестнадцать лет, кира, – хмыкнула Вараделта.
– Я не хлестала никого по лицу... ничем! – возмутилась Аяна. – Я, конечно, не была такой бойкой, как она, но это уже... за гранью!
– За гранью было бы, если бы она не у себя оторвала, а у него, – сказала Вараделта. – и вот так же бы...
– Так вы подсматривали?!
– Ну а чем тут ещё развлекаться, – развела руками Вараделта. – Листок новостей, сплетни да эти ваши бои.
– Делли, – прошипела Луси, дёргая её за подол.
Аяна пожала плечами, вспоминая, с каким выражением на лице соседи говорили о сестре. То ещё развлечение... Особенно тот случай, когда они с парнями напялили на себя коровьи шкуры, и, тихо завывая, ходили в сумерках на четвереньках по двору Остипо, перепугав и его, и всех дворовых, кто выскочил на его крики. Остипо с тех пор по широкой дуге обходил их двор, да вот только не особенно это помогало. Лойка нигде не задерживалась достаточно долго, чтобы её можно было там застать.
50. Да ты опасный человек
Ирселе приехал вечером с большим рулоном ткани для полотенец, который был крайне благосклонно принят Вараделтой. Он сидел на кухне, рассказывая новости, и Аяна спустилась к ним.
– Эта штука называется скойн, – сказал он. – Если её поджечь, она взрывается. В Фадо нечто подобное используют для их праздничных огней. Один умелец из Фадо додумался до того, что засунул скойн в запаянную с одного конца металлическую трубу и поджёг.
– И что? – с любопытством спросила Вараделта.
– И ничего. Как говорится, дело его будет жить... Да. Думается мне, погребения там не понадобилось. Говорят, этот скойн можно будет применять в шахтах... Правда, его нужно очень много, но при правильных расчётах... Полагаю, при некоторой осторожности это может облегчить и добычу руды в Койте, и поиски самоцветов в Рети.
Аяна поглядела на колечко у себя на пальце и вспомнила рубцы на спине Верделла.
– Это заменит труд каторжников? – спросила она.
– Не думаю. Кира, мы можем поговорить? – повернулся Ирселе к ней. – Это важно.
Он вышел за ней в сад, и, обеспокоенно оглядевшись по сторонам, шагнул чуть ближе.
– В доме Пай очень напряжённо, – сказал он, понизив голос. – Кир Воло не может говорить с тобой, потому что он дал клятву, но я могу. Я знаю не всё. Кир Пулат отложил отплытие "Фидиндо" из-за каких-то срочных дел. У нас очень много писем в последнее время, и я не знаю, с чем это связано.
– Писем? – тревожно переспросила Аяна. – Каких?
– Я не знаю. До почты кира Пулата только Рейделл имеет доступ. Но я впервые вижу, чтобы их было столько. Повторяю, я не знаю, с чем это связано, но вам стоит быть настороже. Кир Пулат после отъезда крейта стал свободнее и может заняться вопросом кира Конды.
– Погоди. Воло дал клятву...
Аяна наморщилась, вспоминая. Точно. Конда сказал, что Воло не побеспокоит её... Так вот что он имел в виду. Чёртовы клятвы!
– Кир Воло не может напрямую... тревожить тебя. К тому же он занят делами своего рода.
– Нам осталось совсем немного, – тихо сказала Аяна. – Совсем немного. Конда говорит, ему в течение пары недель должны вернуть сумму, которую он давал в долг, и он сможет...
– Так или иначе, мой долг – предупредить.
Он ушёл, и Аяна дожидалась возвращения Конды, сидя в детской, а когда Кимат уснул, занялась тревожным перекладыванием вещей в шкафчике. Это не помогало, но создавало хотя бы видимость отвлечения.
– Айи...
– Конда, ты не знаешь, что там происходит у Пулата? – спросила она, когда он наконец опустил её на пол. – Я что-то слышала о каких-то письмах...
– Я ещё не настолько вырос в его глазах, чтобы он допускал меня в личную почту, – улыбнулся Конда. – Да. Писем немало, но я думал, это связано с новыми соглашениями, которые я заключаю. Он вполне доволен мной. Айи, я уезжаю через несколько дней.
– Опять?
Он прижал её к себе очень крепко, потом отпустил и заглянул в глаза.
– Я еду в Тайкет, – сказал он. – Понимаешь? Всё.
Аяна замерла, веря и одновременно не веря тому, что он говорит. Сердце будто пропустило удар, и она стиснула его рёбра так, что Конда слегка застонал.
– Живой я интереснее, – сказал он с улыбкой. – Ну что? Ты рада?
– Я ожидала июня, но это... Конда! – Она повисла у него на шее, яростно вдыхая его запах и почти ничего не видя от радости, охватившей её. – Это... Это...
– Иди ко мне, – сказал он. – Ты недостаточно близко.
За окном шелестел дождь, свежий, очищающий листья от пыли, а дорогу – от мелкого сора. Соцветия нокты, начавшие распускаться, раскачивались, когда крупные капли попадали на них, и порывы ветра с залива время от времени будто кидали в окно пригоршни воды, до блеска умывая ровные стёкла. Далёкие молнии над морем неяркими вспышками озаряли горизонт, а рокот грома был едва слышен с такого расстояния.
– Долго тебя не будет? – спросила Аяна, вытягиваясь вдоль горячего бока Конды.
– Я не знаю. Мне нужно будет вдумчиво поговорить с Тунатом. Думаю, мои доводы убедят его. Все знают, с какой попытки обычно в роду Пай рождаются наследники, а с учётом моей болезни...
