– Я поняла. К счастью, мой брат – не женщина, а настоящий человек. Думаю, его письмо вполне подойдёт, не правда ли?
Письмо Анвера соответствовало приличиям, и Аяна в ожидании ходила по комнатам, тиская Кимата, выглядывая то в сад, то на улицу. Погода, которую тут называли противной, как нельзя лучше соответствовала этому определению. С залива дул какой-то заунывный, крайне неприятный ветер, и только камин, который весело потрескивал сухими дровами, немного скрашивал ожидание теплом и уютом, пляшущими язычками пламени добавляя движение в покой и тишину комнаты.
5. К морю синему бежит река
Коляска, запряжённая белоногой рыжей лошадкой, подъехала к полудню, и Аяна выбежала на крыльцо, кутаясь в синий бархат плаща, в прохладу, которой тянуло с залива, запахи прелой листвы и травы.
Гелиэр вышла, опираясь на руку Томилла, и, к удивлению Аяны, с ней была не Юталла. Рида, бодрая и очень довольная, спрыгнула и обошла коляску, одобрительно осматриваясь.
– Проходите! – воскликнула Аяна, обнимая киру Атар. – Как же я рада вас видеть! Рида! Гели!
– Мы думали, ты сразу ответишь, – сказала Рида, заглядывая за приоткрытые двери комнат, и Аяна вздохнула, вспоминая лицо управляющего.
– Ты можешь просто поехать к портнихе, но случайно... перепутать дом, разве нет? Гели, показать тебе дом?
– Да. Да! Аяна, я так рада! Мират сказал мне, что ты живёшь на окраине, но Арчелл передал ему твой новый адрес...
– А он тут бывает? – спросила Рида. – Часто?
– Да. Арчелл... помогает мне иногда по старой дружбе. Я отправила его за портнихой. У меня тут... вышло взаимное непонимание с управляющим. Кажется, я ему не нравлюсь.
– А он вернётся?
Аяна внимательно посмотрела на Гелиэр, на лице которой было написано некоторое замешательство, потом на Риду.
– Рида, у нас есть пирог с рыбой. Луси вчера пекла. Хочешь поесть? Может, и Арчелл на кухню зайдёт. А мы пока поболтаем наверху. Приходи, когда закончишь, хорошо?
– Луси? – удивилась Гелиэр, заходя в спальню. – Та Луси, которая работала у нас?
– Именно она. Она теперь моя ками, – улыбнулась Аяна, . – Да-да, теперь у меня есть ками. И море. Смотри, вон оно.
Гелиэр восхищённо оглядывала комнату, потом хихикнула.
– Твоё дикое одеяло тут... Аяна, ты неисправима!
– Оно согревает меня. Это как часть моего родного края, – вздохнула Аяна. – Мой друг сказал, что наши коровы похожи на валуны, поросшие жухлой травой. Я заворачиваюсь в него и как будто оказываюсь дома... Это приятно. Почему ты так хотела отделаться от Риды?
– Я хотела приехать с Юталлой, но Рида сказала, что сойдёт с ума, если куда-нибудь не выберется. Мы с ней теперь много болтаем. Аяна, ходят слухи, что твой безум... Конда связался с какой-то актрисой. Девушки на кухне болтают, и Рида мне рассказала. Я хотела узнать, правдивы ли эти слухи. Я не могу в это поверить.
– Я знаю. Он возил меня в театр. Я была в парике.
Гелиэр с восторгом распахнула глаза.
– Ты была... Во дворце?
– Да. Если честно, я не особо стремлюсь оказаться там ещё. Много народу, все смотрят... Там ещё хуже, чем на прогулке с Айлери.
– О. Айлери... Да уж.
– Что?
– Она сама не своя последнее время. Рида говорит, что она стала очень мрачной и всё время проводит за своей вышивкой. Той самой, которую она привезла из дома. Бесконечно её переделывает.
– Мне жаль, но я ничего не могу сделать. Теперь хотя бы она не боится Конду. Гели, как твои дела? Мы уже почти три месяца не виделись.
– Хорошо. Только скучно бывает. Рида развлекает меня. Зимой вообще скучно... Чем ты развлекаешься?
Аяна вспомнила свои развлечения за прошедшие месяцы и вздохнула.
– Много чего было... Теперь, в основном, сижу дома с Киматом, вышиваю в детской или в гостиной. Я начала новый набросок, он занимает меня. Луси спасает меня от... От общительности Кимо.
– А... А можно?
– Да пожалуйста. Пойдём, познакомишься.
Кимат, увлечённый игрой, повернулся к Гелиэр, и она распахнула глаза, потом восхищённо посмотрела на Аяну.
– Какой хорошенький,– тихо сказала она, косясь на Луси, которая дремала в углу с недовязанным тёплым носком в руках. – Аяна, он просто... Просто чудо!
Она присела, разглядывая игрушки, которые Кимат протягивал ей, потом повернулась к Аяне.
– Он такой милый, что так и хочется потискать.
– Можешь потискать, – хихикнула Аяна. – Он вроде не против.
Кимат был не против, но в конце концов начал тихонько протестовать, и Гелиэр с сожалением встала, отдавая ему шар со звёздами.
– Ты не разбудишь Луси? – спросила она, когда Аяна тихонько прикрыла дверь в комнату.
– Не хочу. Пусть спит.
Пар над ачте танцевал, закручиваясь причудливыми узорами. Тонкая чашка белела в смуглых пальцах Гелиэр. Она оглядывала гостиную, откинувшись на спинку диванчика, и золотистый напиток слегка покачивался, обрамлённый тонким блестящим ободком чашки, над блюдцем, ровным и белым, как занесённый снегом плоский мир, на котором нет ничего, кроме заснеженных зимних равнин Олар Сир.
Рида зашла, немного смущённая, и Гелиэр хитро улыбнулась.
– Там девушка от портнихи. Я привёз её, – сказал Арчелл, заглядывая в гостиную.
– От Аплайи?
– Нет. Это от Рамелты. У них шьют для севас, попроще и дешевле. Она спрашивает, три платья?
– Да. Пусть будет три. Три очень приличных платья. Которые можно стирать.
Он ушёл, и Гелиэр хихикнула, глядя, как розовеют щёки Риды.
– Для кого платья? – спросила с любопытством Рида, оглядываясь на дверь. – Аяна, а почему он здесь?
– Помогает по старой дружбе. И потому что тут... не так душно.
– Да-а, – протянула Рида. – А у нас недавно приехал кир Пулат, он, конечно, строгий, но хоть прятаться не надо. Теперь вообще на женскую половину никто не заходит. Кир Орман с кирой Анеит уехали. Скучно – жуть. Я от тоски начала на кухне помогать, представляешь?
Заварник с ачте опустел под беседы о том, до чего может довести скука, а потом Тарделл принёс печенье, и они смеялись над воспоминаниями лета и даже эйнота в Карадо.
Аяна проводила их и вернулась в дом, и Ишке, тёмной тенью неожиданно шмыгнувший в кухню из комнат катьонте, заставил её вздрогнуть. Она позвала его, и он вышел с кухни, гордо задрав хвост и изящно выставляя мощные лапы в одну линию, подумал, но всё же подошёл и долго гладился об её ноги, потом опустошил миску и в очередной раз пошёл обходить дом.
– Эх, ты, поросёнок.
Ишке, как всегда, ничего не ответил. Аяна сидела с Киматом на кухне, пока тот ел, под неодобрительными взглядами Файтелла, то и дело якобы невзначай проходившего мимо.
– Кимо, Кимате, фело ме даре, таштойо тресе, кансе дем анме, – тихо пела она, укладывая его спать на большой широкой кровати. – Кимо, Кимате! Кимо...
Сон нёс её, покачивая, на волнах моря, бархатного, как плащ, подаренный Кондой. Одна за другой на этом бархате зажигались серебряные звёзды, рассыпанные на поверхности, а вода омывала её, согревая, тёплой, теплее парного молока, пеленой, пряной, сладковато-дымной, островатой, смолистой, поднимая дыбом все волоски на теле.
Аяна открыла глаза, и сердце сжалось, рассыпаясь сразу же на тысячи тысяч звёзд в хороводе ночного неба. Конда нёс её по коридору, и она схватила его за шею, задыхаясь от радости.
– Айи, – прошептал он, осторожно укладывая её на неприлично мягкую кровать. – Айи....
Почти прогоревшие дрова в камине мерцали всеми оттенками алого и оранжевого, изредка вспыхивая, когда пламя находило где-то ещё частичку нетронутого дерева, и озаряя на миг этими внезапными язычками пространство не дальше тёмной решётки.
– Ты заснула на мужской половине, – сказал Конда. – Я пришёл, а тебя тут нет, и постель холодная. Я испугался и побежал к Кимату, и нашёл вас там.
– Прости. Я пела ему и убаюкала себя.
– Убаюкаешь и меня? Спой мне что-нибудь. А завтра достанем наконец кемандже и поиграем вместе. Эти пару недель я собираюсь провести настолько близко к тебе, насколько это возможно.
