– Я сложу остальное. – Она встала и отстранила его рукой. – Ты забыл его рубашки. Клади все. Он часто переодевается. Любит свежие рубашки. Надо сложить аккуратно, чтобы не мялись.
Верделл всхлипнул, отворачиваясь, и Лойка в углу закрыла лицо ладонями.
– Я пойду собираться, – сказала она сдавленно. – Верделл, помоги.
Аяна осталась одна. Снизу раздавался тревожный голос Вараделты, которая спрашивала про Кимата, и невнятные из-за расстояния ответы Воло. Она склонилась над тазиком. Как она скажет сыну... Он не запомнил... Он не вспомнит. Нет! О чём она думает! Нельзя!
Она лупила себя по щекам, крича от боли и гнева. Лойка метнулась в комнату, хватая её за запястья, и это прикосновение заставило её снова согнуться над тазом.
Пустая спальня дома, что он ей подарил. Пустая, и теперь она останется пустой и безжизненной. Они наполняли этот дом своей любовью, голосами и теплом тел, но теперь этот дом умер наполовину, как наполовину умерло всё внутри неё.
Она метнулась вниз по лестнице. Перед глазами заплясало багровое пламя. Крик летел в безучастное, вечное, синеющее небо над садом, и рвал душу, а за рощей олли завыла собака.
Потолок светлел. Лойка и Верделл сидели рядом с ней на кровати.
– Я пролистал документы, – сказал Воло из угла, шурша бумагами в синей кожаной папке. – Он поразительно дотошно оформил всё. Каждый участник этого его общества получает выплаты от Анвера, и всё оформлено на разных людей. Скалеме отвечает за приют, поверенный Харвилл – за печать книг и новостей, Шако – его доверенное лицо... Всё очень продуманно и выверено. Не ожидал от него такой тщательности и въедливости.
– Он загнал себя в угол этими клятвами, – злобно бросил Верделл. – На что он надеялся? Зачем он пытался сбежать? Он же клялся, что не сбежит?
– Он был сам не свой, – сказал Воло, мрачнея. – Посмотри на Аяну. Зачем она прискакала к воротам? Надо было выждать, пока всё успокоится. Он будто снова обезумел. Безрассудство повлекло за собой эту гибель.
Он опустил глаза, сжимая челюсти так, что зубы скрипнули.
– Я пойду оплакивать его, – сказал он, вставая. – Соберитесь. Я вернусь к девяти.
Аяна злобно смотрела в его спину. Он убил её Ташту. Предатель.
– Кира, ты можешь поехать... Посмотреть от бухты, из-за деревьев. – Голос Верделла был глухим. - Проводить.
Аяна покачала головой. Она подошла к окну и смотрела на залив, на маяк вдалеке, на Ордалл, на весь этот пустой, безнадёжный мир. Она будет верить. Она будет верить, что он войдёт и окликнет её. Ради Кимата.
Она развернулась к двери, но там было пусто. Чёрная процессия возникла перед глазами, и Аяна метнулась к тазу. Это невозможно. Он не мог... Не мог. Это правило игры. Ты не можешь делать самоубийственный ход. Это правило дэйрто.
Но Воло одет в чёрное.
– Куда вы собираетесь ехать? – спросила Аяна у Лойки, когда она несла мешки вниз.
– Не "вы", а "мы", – отрезала та. – Воло сказал, он поможет нам выбраться.
– Я не еду.
– Как хочешь. Кимата мы увозим. Сама знаешь, почему.
Голос Лойки был звонким, очень звонким, а крик Аяны был хриплым и надрывным. Он распарывал небо над садом пополам, и оттуда, с синего ночного плаща, сыпались звёзды, спрятанные на день за голубой блестящей седой её халата. Собака завыла снова.
Воло вернулся чуть раньше. Аяна сидела на лестнице, глядя на свою сумку и мешки.
– Ирселе привезёт экипаж.
– Что мы будем делать? – Она подняла глаза на него, бледного, высокого, затянутого в чёрное.
– Я довезу вас до станции перекладных. Документы на Анвера придётся оставить, по ним Харвилл управляет... всем. Я помогу ему в случае затруднений. Конда бы хотел этого. – Он стиснул челюсти, а Аяна сжала кулаки. – Оттуда вы отправитесь в Дакрию, из Дакрии – морем до Орты. Из Орты вы можете вернуться в Арнай и поселиться на окраине. У Верделла достаточно средств, чтобы купить дом. Но я бы рекомендовал вернуться... в долину. Я бы хотел, чтобы его сын рос там, где его не обидят. Луси и Ирселе остаются тут. Я позабочусь, чтобы их жизнь была спокойной.
– У Верделла... средств?
– Кир Конда оставил мне деньги на тот случай, если я захочу развестись, – тихо сказал Верделл. – Он сказал, что не хочет загонять меня в безвыходное положение.
– Почему же он сам загнал себя... Почему? – заорала Аяна. – Почему?! Воло, ты уверен...
– Я сам помогал... опустить крышку. Я оплакал его. Пулат тоже.
– Он умеет плакать? – едко, яростно крикнула Аяна. – Правда?
Экипаж подъехал к воротам. Аяна оглянулась на дом, на Вараделту и Тарделла, стоящих позади.
– Ишке! – крикнула вдруг она. – Я не могу его оставить!
Как она могла забыть о нём? Аяна бросилась в дом, на кухню, подлетела к окну. Миска стояла, полная куриных обрезков, заветренных, начинавших пованивать. Она кинулась наружу, сгибаясь над клумбой.
– Давай я тебе менты заварю, кира, – сказала Вараделта, вытирая слёзы. – Луси помогало.
– Но я не...
Аяна замерла, потом выпрямилась. Нет, нет. Нет. Нет!
– Где котик? – надрывно крикнула она, прижимая слёзы ладонями. – Где?!
– Я давно его не видела, – сказала Вараделта, шагая к ней. – Мы тут позаботимся о нём. Он не выдержит дороги. Кира, давай обнимемся на прощание.
Аяна повернулась к ней, рыдая, и мир замер в кольце рук двух женщин, каждая из которых потеряла что-то... кого-то.
– Я не тороплю, но ребёнку будет неуютно ехать по жаре, – сказал Воло, заходя к ним, и время восстановило свой бег. – Аяна...
Она кивнула и вышла наружу, оглядываясь в поисках Ишке. Верделл грузил в экипаж мешки. Котик не выдержит такой дороги...
Дом всё удалялся. Экипаж покачивался, лошади цокали копытами по дороге берега кирио. Впереди лежали холмы прекрасного Арная, а позади, в склепе, лежало её сердце, холодное, неподвижное, рвано вырезанное из груди заточенным пропуском.
– Зачем он поехал в хранилище? – хрипло спросила она, крутя колечко с алитэйтом. – Что он хотел там найти?
Что за чушь. Какая чушь. Сердце пропустило удар, потом перевернулось. Он поехал, потому что у него не было ножа. Он обменял свой пропуск на тот, который она заточила, чтобы...
Кольцо соскользнуло с пальца и осталось в руке. Он сказал, что не хочет терять пятьдесят золотых. Гамте! Он подарил ей такое кольцо! Он заработал больше шести тысяч для них. О чём он говорил!
– Рейделл сказал, за правилами игры в будэй.
– Не слышала о такой. Он никогда не играл в такое. Мы играли в дэйрто.
Воло пожал плечами и откинулся на сиденье. Аяна рассматривала колечко, потом надела его на палец, и снова сняла, заметив кое-что, чего не видела раньше. На внутренней поверхности еле заметные выгравированные буквы арнайского сплетались в слова.
– Ко-ме-ло... ла-до, – сощурившись, разобрала она. – Давай... поиграем.
Слёзы душили её, она сморгнула их. Он выбрал буквы, которые сложились в слова её языка. "Давай поиграем". В дэйрто запрещены ходы, влекущие за собой самоубийство. Он сказал, что всегда есть способ увильнуть. Аяна рассказала ему тогда, что девушки не выпускали её из игры, потому что были заинтересованы в её участии, даже когда ей надоело. Он сказал, что наигрался в семейную жизнь. Почему он не увильнул? Почему? Вместо этого он поклялся быть верным жене, пока его не оплачут и не погребут! Он исполнил клятву. Теперь он может, как Ишке, гулять направо и налево, потому что его оплакали и погребли, но он там, и Воло сам помогал опустить крышку.
63. Чтобы отпустить, надо проститься
– Останови, – прохрипела она, высовываясь из экипажа, склоняясь над дорогой. – Останови...
Придорожная канава была сухой и чистой. Аяна согнулась над ней, унимая неукротимые судороги, отдававшиеся мучительным стуком в висках. Он сейчас догонит их на Кестане, весёлый, улыбающийся, и скажет, что всё в порядке, и клятый Воло всё перепутал.
– Аяна, – окликнул её Воло. – Залезай. Времени не так много. Скоро твоего сына начнут искать.Станция перекладных - первое место, куда направят людей.
